Александр Шуваев - FLY

- Радости, господин инструктор.

- Радоваться и вам, господин курсант.

При этом выглядел он каким- то слегка недовольным.

- Позволите задать вопрос, господин инструктор?

- Не стесняйся! Все равно же болтаюсь, как дерьмо в прибое, и непонятно, из-за чего… Что случилось-то, к демонам водяным и болотным? Из-за чего беспорядок-то устраивать? Кому от этого лучше? Никогда не понимал манеры белых по любому поводу отлынивать от работы…

- Так что за повод-то?

- А повод страшно важный. Очень пышный и развесистый повод для безделья, к чертям водяным и болотным… Та непременная причина, что сегодня аж в восемь вечера на Медиану должен сесть после первого полета по полному циклу трансатмосферник нового поколения "МС - 1- 1" "Мисшифар". По этому случаю предполагается прибытие всяких важных шишек, включая официально-высокопоставленных, глубокозапечатанных, просто держащихся в тени, а также конкурирующих, а также тех, кто решил под благовидным предлогом расслабиться и ощутить сопричастность. Высокопоставленные непременно будут со свитами, а значит банда соберется еще та… По моим расчетам, - уникальная банда…

- Хорошо, но если этот ваш "Несущий Смятение" имеет прибыть аж в восемь вечера, то к чему отменять занятия, ежели сейчас только полседьмого утра?

- Не знаю сынок, не знаю… Говорю же, - для меня этот ваш обычай навсегда останется загадкой. Слушай, как ты думаешь, сколько мне лет?

Дубтах, думавший, что - пятьдесят четыре, без запинки ответил:

- Осмелюсь предположить, что лет сорок семь - сорок восемь, господин инструктор.

- Ты самую малость ошибся. Мне шестьдесят три. И сколько дней из этих шестидесяти трех лет я бездельничал, как ты считаешь?

- Опасаюсь снова попасть впросак, господин инструктор.

- Пальцев на двух руках хватит с гарантией, - торжественно произнес М`Фуза, - может быть, даже на одной, но за это ручаться не могу… Так каким образом я могу уметь бездельничать, скажи на милость?

- Разрешите высказаться?

- Выска-азывайся, - махнул рукой М`Фуза, - даже интересно.

- А не позаниматься ли нам вдвоем? Ежели уж совсем нечего делать?

- Дельно, - лицо М`Фуза расплылось в широкой ухмылке, - и, - право слово, - не ожидал… Пойдем скорее переодеваться…

После обязательной, в плоть и кровь вошедшей разминки М`Фуза дал ему "отработку":

- Преодоление стены при помощи веревки гладкой и веревки узловатой!

Надо было, стоя у стены, обмотать вервие вокруг короткого, чуть наискось торчащего под потолком куска рубчатой арматуры и вмах взлететь по стене. Это у него получилось со второй попытки броска. Во втором задании небольшой, замысловато- изощренной формы якорь нужно было забросить в одно из небольших квадратных отверстий, также находящихся под потолком, натянуть шнур так, чтобы цементированная сталь впилась в бетон, не допуская ни малейшей слабины добраться до отверстия, отцепить якорь - спуститься назад с шестиметровой высоты. Дубтах соскочил через эффектное двойное сальто. М`Фуза кивнул:

- Теперь - полный комплекс с "дорожным плащом"…

Дубтах мимолетно, но так, чтобы, не дай бог, не заметил инструктор, завел глаза на манер Великомученицы Хьерпьертах с одноименной картины Эйксезе. На полный комплекс у него ушло минут сорок, на протяжении которых ему порой казалось, что сердце выскочит из груди, порой - что его пальцы все-таки выпустят проклятый "дорожный плащ", а иногда, для разнообразия, - что мышцы вопреки науке все- таки лопнут. "Гэх!" - по той же науке, всей грудью, без участия голосовых связок сказал он наконец, вдохнул медленно и глубоко, после чего неожиданно для себя самого быстро восстановил дыхание. Чернокожий подозвал его к себе:

- Ты еще куришь, а?

- Как-то, недели через две занятий, у меня вдруг перестало куриться.

- Говорил же я вам: все-е бросите, до единого… Продолжим.

Они проработали четыре с половиной часа, - в два раза больше, чем обычно, но М`Фуза вел тренировку, при всей ее напряженности и остроте, на редкость продуманно и с глубоким проникновением в состояние ученика. В этот день Дубтах впервые погрузился в боевой транс без усталости, без страха, без мыслей. А потому - без ошибок. М`Фуза говорил, что умей они входить в "Здесь И Сейчас" по своей воле, от учебы осталось бы только развитие силы и выносливости. Остальное было бы почти и вовсе ни к чему.

- Сходи в душ, переоденься… И знаешь, что? Возвращайся-ка ты сюда… А пока ты потел, в эту седую голову пришла резонная идея: почему бы тебе, собственно, не сопровождать меня на предстоящем шабаше? Людей посмотришь, знакомства какие заведешь…

- А пустят?

- Сынок, тебе задание на развитие воображения: представь себе человека, который стал бы задавать ненужные вопросы - мне. И тем более - куда-то там меня не пускать. Вообразил? Правда, забавно выходит?

Попытавшись выполнить задание, Дубтах поневоле рассмеялся, поскольку заданный образ выглядел сугубо мнимой величиной. Зайдя в тоннель, который никогда раньше не посещал, через дверь, на которую никогда раньше не обращал внимания, он увидал довольно много людей, ждущих поезда. Над узким, тесным, паршивым перроном стоял приглушенный гул голосов, в котором отчетливо чувствовалась та самая взволнованность, то, что целесообразнее и точнее назвать скорее "взвихренностью", чем "взвинченностью". Возраст, привычки, цинизм, усталость, - все это как бы стало тоньше и сползло, осталась только суть, то, что, в случае чего, объединяло всех Людей Этого Места от пилотов и до бухгалтеров и от секретарш до ведущих разработчиков. Когда происходило нечто, обнажавшее суть этого места, не оставалось равнодушных.

Где- то по левую руку раздался раскатистый, пульсирующий рев, и, предваренная плотным порывом ветра, на ржавые, испятнанные маслом, уродливые, как свежевыпущенные внутренности, рельсы вырвалась длинная тысяченожка поезда. Внутри все было предельно функционально, крепко, и грубовато, соответствуя стилю приблизительно сорокалетней давности. Конструкторы тех незабываемых лет позаботились, чтобы форма их жестких, как устав гарнизонной службы, скамеек ощущалась, по возможности, всем телом. И свет в вагончиках спартанского облика был под стать остальному: тусклый, но каким- то образом при этом резкий, утомляющий глаза. Ритмическое покачивание и перестук на стыках заслуженных, матерых рельсов гипнотизировали, пробуждая какие- то воспоминания и вызывая отрешенность, своего рода покорность судьбе. Так, со средней скоростью, без всякой спешки они ехали минут пятнадцать, после чего серый сумрак тоннеля начали пересекать огненные штрихи ярких ламп, покачивания вагона замедлились, а потом поезд с раскатистым скрипом затормозил у ярко освещенного, гораздо более парадного перрона. Портал выхода из тоннеля находился в здании, построенном лет тридцать- тридцать пять тому назад, с просторным вестибюлем, высокими белыми колоннами квадратного сечения, прохладным сумраком и эхом, как на вокзале, от множества сдержанных голосов.