Владимир Гусев - Укус технокрысы

- Или нелюдь. В человеке столько всего заложено... Не вылупится ли из него дьяволочеловек? Не боишься?

- Боюсь. Но рано или поздно это должно произойти. Ибо сказано: кончится время и настанут сроки.

Да. У нас осталось только семь минут.

- Ты уверен, что твоя гипотеза о сознании как продукте взаимодействия двух полушарий головного мозга верна? И что твоя дорогостоящая кибернетическая игрушка - действительно разумное существо?

- Абсолютно.

Его самоуверенность начинает бесить меня.

- И ты можешь это чем-нибудь доказать?

- Одно из доказательств ты получил позавчера ночью.

Некрасивые губы Пеночкина изгибаются в едва заметной улыбке. Пауза вновь неприлично затягивается.

- Ты не догадываешься, кому пытался назначить свидание?

- Еще вчера сообразил. Но это не аргумент. Первые диалоги с компьютерами состоялись сорок с лишним лет назад. И уже тогда наблюдатель не мог определить, с кем он говорит - с человеком или машиной.

- С тех пор методики весьма усложнились. По тестам Иванова-Смита интеллект Элли соответствует способностям восьмилетнего ребенка.

- Значит, методики по-прежнему несовершенны. А владение речью и способность к предсказаниям еще не делают набитый СБИСами ящик разумным существом.

- Элли способна к творчеству. Не каждый человек раскрывает эту свою способность. Жизнь часто ввергает нас в трясину машиноподобного существования. Но каждое разумное существо должно быть творцом.

- При уровне развития восьмилетнего ребенка?

- Я мог бы почитать стихи, которые она написала. И показать рисунки, нарисованные ею на дисплее.

Я смотрю на часы. Стихи - как-нибудь в другой раз.

- Включи ее. Я хочу сам... удостовериться.

- И что тогда? Ты отменишь демонтаж "Эллипса"?

Кажется, я неаккуратно обошелся с "петушком". Петя явно насторожился.

- Нет. Это не в моих силах. Но я приложу все усилия, чтобы замять дело. Тебе грозит суд, неужели не понимаешь?

Пеночкин садится на свое место, мелко барабанит по столу кончиками пальцев и говорит глухо:

- Семь лет я пытался поставить эту работу. Куда только не обращался... Всюду отказ. Все спрашивают о практической пользе в условиях тотального рынка. Один остряк интересовался: "Ну, и какой же будет производительность труда вашего восьмилетнего ребенка?" Да, я стал преступником. Но - во имя человечества. Полагаю, это может служить смягчающим обстоятельством. Если бы у меня был еще месяц, хотя бы один...

Пеночкин до сих пор не понимает, что его время кончилось и настал срок.

- Ты надеешься за тридцать дней сделать то, что не успел за семь лет? - спрашиваю я, смещаясь в сторону двери, ведущей в машзал.

- Через три недели в Москве состоится симпозиум по искусственному интеллекту. Мой доклад принят. А потом... Возможно, крупные ученые сочли бы возможным... и даже необходимым... вступиться за Элли. Как-то спасти ее, может быть, даже выкупить эти несчастные компьютеры...

Ишь ты... Мировую научную общественность захотел взбудоражить... Новоявленный Фауст... Ничего ему, видите ли, не надо - ни должности, ни денег, ни положения... Бессребреник липовый. На самом-то деле ты еще почестолюбивее будешь, чем я. Лучший охотник Управления... Мои цацки речные камешки по сравнению с твоим бриллиантом. В школьные учебники захотел попасть, в благодетели человечества записаться...

- А Элли была бы в качестве иллюстрации к твоему докладу? Кстати, почему Элли?

- Сокращение от "Эллипс". Ну, и другие причины есть.

Я, конечно, мог бы сообщить Виталию Петровичу, что местная сеть заражена вирусом нового типа, очень опасным. И еще три недели ловить его за хвост. Но хорош я буду потом, после Петиного доклада на симпозиуме!

- Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь.

- Если бы еще две недели... Хотя бы полторы... Мне обещали оптические диски, много дисков. Я переписал бы на них всю память Элли. Может быть, когда-нибудь мне удалось бы восстановить ее. Она ведь - живое существо, понимаешь? Я люблю ее, как ребенка...

Маньяк. Точно, маньяк.

Глава 25

Последние сомнения покидают меня. Если я сейчас дрогну, он действительно когда-нибудь повторит это. Только не в городском "Эллипсе", а в почти глобальном "Неводе". И создаст уже не восьмилетнего ребенка, но чуждого всему человеческому кибернетического монстра. Всесильного, между прочим. Гиперсети уже контролируют десятки электростанций и сотни цехов-автоматов. Они управляют поездами, свинофермами и гигантскими ускорителями. И если в такой сети вдруг вспыхнет сознание и заблокирует каналы связи... А потом вздумает управлять подключенными к нему объектами по своему кибернетическому разумению...

- Петя, у нас осталось ровно сутки. Ты должен освободить "Эллипс" от Элли.

- Это значит - убить ее. И ты хочешь, чтобы я это сделал своими руками?! Не выйдет! - Петя, словно пьяный, торжествующе покачивает из стороны в сторону указательным пальцем. - И тебе тоже не удастся сделать это! Память Элли спрятана среди миллиардов бит информации во всех файлах "кольца"! Чтобы отделить зерна от плевел, тебе понадобятся месяцы работы! Я успею сделать доклад!

Хотела синица море зажечь... Врать нехорошо, Петя. Ты же сам недавно рассказал мне, где прячется память "Элли". Да и мы с Гришей тоже не лаптем щи хлебаем. Бедный Пеночкин! Ты никогда не отличался предусмотрительностью. Даже остаться в Москве после окончания института не сумел.

- Я попробую тебе помочь. Но вначале включи "Элли".

Я непременно помогу тебе, Петя. Тебе и Элли - живой, из плоти и крови, а не бездушной железяке. Тхнокрыса так и не будет установлена. И суда не будет...

Пеночкин медлит. Я открываю дверь.

- Ее нельзя включить. Это не машина. Но - разбудить...

- Разбуди, разбуди. Ты колеблешься так, словно "Элли" - твоя жена, а я домогаюсь увидеть ее в наряде Евы.

Петя неохотно встает, входит в машзал, включает все четыре "Нейрона", потом бредет к своему терминалу.

Курсор трижды нерешительно подмигивает (еще один мигун!), прежде чем на дисплее появляются первые цифры сценария побудки: 98.01.42.01... Дойдя до повторяющегося числа 76, Петя вдруг встает, поворачивается к дисплею спиной и вздрагивает, обнаружив меня стоящим прямо перед собой.

- Я все-таки не верю тебе. По-твоему, я создал монстра, кибернетического дьявола. Но это не так. Законы Азимова будут заложены в память артегомов навечно. Они не смогут ни изменить их, ни даже осознать.

Закончив фразу, Петя растерянно подмигивает и снимает очки.

Ну, что ему ответить на это? Я еще не решил, как назову этот вирус: "дракон" или "ведьма". Пеночкин не понимает главного: "машина, наделенная сознанием" или "смертельная опасность для людей" - суть понятия тождественные. Сознанию свойственна саморефлексия, диалог, как я теперь понимаю, двух его составляющих, разведенных по двум полушариям. И, следовательно, замедление реакции плюс неоднозначность решений там, где необходимы быстродействие и безукоризненная точность. Именно для этого человек и создал компьютеры... Впрочем, прочь сомнения! Жаль, конечно, Петю, но я обязан исполнить свой долг. Осталось только сто сорок секунд.