Сергей Челяев - Ключ от снега (Ключи Коростеля - 2)

Кицунэ что-то проворчала, став в эту минуту похожей на самую обыкновенную лису или собаку, недовольную тем, что от неё только что ускользнула мелкая добыча. Но надежда поймать крупную ещё оставалась.

- Так-то, - сказал Шедув и опустил руку. - Знаешь ответ, друид?

Книгочей покачал головой, но тут же поспешно спросил.

- А сколько есть времени думать?

- Сколько? - вопрос Патрика, кажется, озадачил Шедува, но только на миг. Отпущенник указал рукой на застывшую, как каменное изваяние, кицунэ.

- Очевидно, пока ей не надоест.

- И что тогда? - спокойно осведомился друид.

- Наверное, тогда она будет драться, - предположил Шедув. - Эти лисьи оборотни, знаешь ли, обладают очень скверным характером. А к тому же приличными когтями и зубами. Да и силы им не занимать, даром, что она все время нам улыбается. Впрочем, я, пожалуй, попробую разгадать, во всяком случае, хотя бы первую часть её вопроса.

Шедув почесал подбородок, задумчиво глядя в землю. Кицунэ спокойно ждала, скрестив мягкие лапы с крупными подушечками когтей. Книгочею же, как назло, ничего не шло на ум. Тогда он постарался расслабиться и прикрыл глаза, продолжая, однако, зорко следить за хитрой тварью.

Наконец Шедув поднял голову и в упор взглянул на человека-лису.

- Я отвечу так, исчадие тьмы. Мне помогут два цвета - черный и золотой.

- Очень любопытно, - сообщила кицунэ, - что вообще может знать о земном равновесии житель Посмертия. Давай, валяй свои цвета, но предупреждаю: ошибочный ответ может быть только один. Как, впрочем, и правдивый - тоже.

И оборотень засмеялся, быстро облизав красным языком мохнатые щеки.

- Первый цвет - это мед, - сказал Шедув. - Второй - деготь.

- И что же? - подхватила человек-лиса.

- Вся суть ответа - в нынешнем устройстве мира, - продолжил отпущенник. - Известная притча гласит: единственная ложка дегтя всегда портит целую бочку меда. Ты с этим согласен?

Патрик заметил, что Шедув назвал кицунэ существом мужского пола. Сам он считал оборотня причудливым сосудом, вмещающим обе сущности.

Кицунэ кивнула, с интересом следя за руками Шедува - тот продемонстрировал оборотню одну ладонью вперед, другую - тыльной стороной.

- Но ложка меда не делает бочку дегтя слаще, верно?

Оборотень вновь кивнул в знак согласия.

- Но в то же время ведь ты не отрицаешь, что земное устройство покоится на равновесии?

Шедув склонил голову набок и взглянул на кицунэ едва ли не с лукавинкой.

- Пока ещё да, посмертный, - медленно кивнул оборотень. - Впрочем, как на это посмотреть. Это - очень спорный вопрос.

- Как ни смотри, а мир пока ещё не источает мед, но и дегтем не истекает, - заметил отпущенник.

- Слова твои сладки как мед, но смысл их наоборот - отдает дегтем, скривилась кицунэ, и Книгочей едва не расхохотался - такую уморительную гримасу недовольства сейчас состроил оборотень, что можно было позабыть о его желтых клыках и кривых когтях.

- Стало быть, ты согласен, что мир равновесия зиждется на вопиющем неравновесии дегтя и меда?

Оборотень заколебался. С одной стороны, он, как и всякая нелюдь, не мог ответить неправдой на прямо поставленный вопрос, с другой, почувствовал, что стена его лисьей логики понемногу прогибается.

- Согласен или нет? - возвысил голос Шедув.

- А если и согласен, то что? - визгливо выкрикнула кицунэ, и Книгочею показалось, что это не голос, а её острые и кривые когти проскрежетали по ржавому железу.

- Тогда это означает, что на земле как раз и достигнуто равновесие без равновесия, поскольку в основе земного устройства лежит неравенство добра и зла, или, если угодно, меда и дегтя. Два цвета - черный и золотой. Это и есть ответ на первую часть твоего вопроса.

- Допустим, что так, - не удовольствовался первой истиной оборотень. А как же тогда его уравновесить вне равновесия? И останется ли оно тогда равновесным?

- Уравновесить его можно, - вмешался Книгочей, и отпущенник удовлетворенно потупил взор. Кицунэ посмотрела на друида с явным неудовольствием, даже фыркнула и принялась искаться лапой в загривке с самым презрительным видом.

- Просто нужно уравновесить свой мед и свой деготь. Внутри себя.

- На очень далеком востоке это называют "состояние между водой и льдом", - заметил Шедув. - Именно с этого шаткого состояния, с маленького зернышка, с затравки и начинаются подлинные кристаллы.

Оборотень молча смотрел медленно разгорающимися глазами на Книгочея; казалось, кицунэ готова сейчас броситься на друида и растерзать его, если бы... если бы не Шедув. Отпущенник холодно глядел на женщину-лису, а его рука уже лежала на рукояти меча, скрывавшегося в складках одежды.

- Найдя, а вернее, - придя к этому равновесию, можно прийти и к равновесию со всем остальным миром, - заключил Книгочей. - Это ли не означает "уравновесить вне равновесия"?

Шедув улыбнулся Книгочею, а тот подмигнул ему в ответ.

- Ну, что, нелюдь, мы ответили на твою загадку?

- Почти, - облизнула губы кицунэ. - Почти, посмертный, и ты, слишком много Знающий.

- Чего же тебе ещё не хватает? - усмехнулся отпущенник. От внимания Книгочея не ускользнуло, что Шедув сделал короткое вращательное движение рукой, словно пробуя меч в невидимых ножнах.

- Последней части ответа, - прошипел оборотень. - Когда равновесие перестает быть равновесием.

В ту же секунду раздался жуткий треск и скрежет, как будто накренились и стали валиться вниз десятки высоченных сосен - кажется, звук исходил из самого поднебесья. Задрожала земля, и из неё неожиданно полезли наружу зазубренные обломки огромных костей, все перепачканные красно-коричневой глиной. Они исторгали из глубины целые потоки серого грязного песка, который тек подобно воде, струился и обволакивал костяные стволы леса, а в том лесу не было ни единого зеленого листика, ни единой свежей травинки, а только все сухое, выгнутое, закругленное, белесое, выгоревшее, неживое. Мертвое, но все же бывшее когда-то живым. И когда потоки песка залили подножие страшной медвежьей статуи, у её подножия вскипели буруны, забурлили фонтанчики, и из-под земли снова полезли черепа - человечьи, звериные и ещё Бог знает чьи. Медвежья фигура медленно зашаталась, накренилась и стала стремительно падать. Кицунэ что-то пронзительно выкрикнула по-восточному, как показалось Книгочею, прежде чем у него заложило уши от невыразимого визга. Это завизжал медведь, который, разрушив пьедестал из костей человеческих рук, вдруг шагнул вперед огромной ножищей. Патрик был абсолютно уверен, что сейчас гигантский костяк непременно рассыплется, и могучие мослы с грохотом покатятся, дробя и ломая под собой всякую мелкую ость. Удивительно, но массивный топор все ещё торчал из костяной башки исполинского медведя, который отчаянно мотал ею из стороны в сторону. Пасть зверя при этом хлопала, как старая форточка под ветром в забытой Богом хибаре, желтые клыки клацали один о другой, и мрачная ухмылка смерти становилась все зловещее. Против ожиданий Патрика, костяк, однако, не развалился, а довольно резво двинулся прямо на Шедува и Книгочея. Кицунэ же продолжала пронзительно визжать, так что с сосны дождем сыпались иголки старой хвои.