Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента

— Может быть, Петенька, я была недостаточно ласкова с тобой, так ведь я… Мне всё казалось, что ты решишь, будто я навязываюсь со своими нежностями…

— Подожди, Галочка. Потерпи еще немножко. Кто знает, может, еще у нас всё переменится.

— Правда, ты правда так думаешь? — как-то совсем по-детски спросила Галя. — Или ты просто меня успокаиваешь?

— Честное… ну, если не пионерское, то, скажем, бизнесменское слово.

— Ты всё смеешься?

— Нисколько. — Петр Григорьевич потянулся, чтобы поцеловать жену, но острая боль словно выстрелила ему в желудок, и он скривился, стараясь подавить стон. Галя все-таки почувствовала что-то, потому что нежно провела ладонью по остаткам волос на его голове.

— Бедненький…

План был такой: Андрей Стычкин повезет их в «лексусе», а по дороге в Шереметьево они завернут на минутку к Косте, где во дворе будет стоять машина Андрея еще с одним водителем. Они пересядут в эту машину, а Андрей доедет в «лексусе» до Шереметьева и вернется в Москву. Петр же Григорьевич с Костей приедут во второй машине и прошмыгнут в ВИП-зал, а оттуда уже выйдут на посадку на цюрихский рейс.

ЮЮ сидел в своем «гольфе» напротив выезда из дома Петра Григорьевича. Он докуривал уже вторую сигарету, когда знакомый синий «лексус» выехал из ворот. А за рулем… почему не водитель Петра Григорьевича… А, конечно же, он летит с ним. Телохранитель, усмехнулся ЮЮ и достал мобильный.

— Всё как вы предполагали, — сказал он. — Только что выехали. За рулем какой-то незнакомый мне водитель. Потому что, как я понял, его водитель летит вместе с хозяином. Хорошо. Повторяю ваши инструкции. В Шереметьеве я сажусь на лондонский рейс, на который у меня билет. Нет, нет, на глаза постараюсь не попадаться, хотя меня они в лицо как будто не знают. «Гольф», как договаривались, я отдам Коле, который должен меня ждать в аэропорту. В Лондоне меня встретит какой-то китаец, который будет держать табличку с моим именем. Вдвоем мы должны проследить, с кем он будет в Лондоне встречаться. Как я понимаю, все эти разговоры о консультации в больнице «Веллингтон» чистое фуфло… Слушаюсь. Еду. Не беспокойтесь, никуда им не деться. Я постараюсь сесть в самолет одним из последних, чтоб быть уверенным, что они уже на своих местах. Хорошо. Еду.

Пробок было мало, словно знак свыше, а после моста через канал дорога была и вовсе свободна. «Гольф» не спеша катил через Химки и дальше к повороту на Шереметьево. Всё шло по плану, а он любил планы. Чтобы всё было рассчитано, просчитано, запланировано. Хороший план — это уже половина успеха. А успех в его профессии — это значило оставаться на свободе с куском хлеба, выражаясь литературно, а не кормить вшей на зоне. И уж подавно не лежать в холодильнике в морге с биркой, привязанной к пожелтевшей восковой ноге.

Когда он уже проехал через автоматический шлагбаум и начал подниматься по пандусу к вылетам, вдали он заметил знакомый синий «лексус», который уже высадил пассажиров. Теперь не торопиться, пусть они пройдут контроль, а он-то уже успеет сесть. Тем более, вещей у него практически не было, один саквояжик, ручная кладь.

А вот и парень, который должен отогнать домой его «гольф».

— Держи, — протянул ЮЮ ему ключи. — Машину оставишь у себя, а я тебе позвоню, когда буду вылетать из Лондона, и ты встретишь меня. Понятно?

— Вполне, — сонно кивнул белобрысенький паренек. — Давай ключи, а то я опаздываю…

Очереди перед стойками с лондонским рейсом уже почти не было, и ЮЮ быстро зарегистрировал билет. Покурить бы где-нибудь, а то курящих совсем со света сживают, выкуривают, так сказать, ухмыльнулся он каламбуру: и в самолете нельзя, и в аэропорту нельзя, и нигде нельзя. На том свете, интересно, хоть еще разрешают затянуться, подумал он и направился по рукаву ко входу в самолет. Газет он со стойки с прессой никогда не брал. Стоило ему усесться в кресло, он засыпал практически мгновенно. Гм… странно, что их в первом классе не было. По его, Петра Григорьевича, положению, должен он бизнес-классом летать. А может, всё экономит? Богатенькие, бывает, из-под себя едят. За копейку задушатся. Наверное… ЮЮ опустился на свое место в четырнадцатом ряду и успокоился. Сидели они где-то за ним и никуда они теперь не денутся от него. Только не нужно выглядывать их, а то мигом поймут, что их пасут. Ничего. На высоте в десять тысяч метров из самолета не удерешь. И в Лондоне выйдет он раньше, и будут они всё время под контролем. Так что всё путем.

Самолет, нетерпеливо подрагивая, взвыл двигателями в последней проверке и начал разгоняться. Перестук швов взлетной полосы под колесами превратился в пулеметную очередь и внезапно смолк. Самолет оторвался от земли. Шереметьево заваливалось куда-то в сторону. ЮЮ откинул голову на подголовник и начал засыпать. И тут же появилась откуда-то его мать и начала, как всегда, скорбно качать головой, словно оплакивала его…

А через час уже Петр Григорьевич смотрел через иллюминатор на редкие облака, сквозь которые просвечивала проплешинами лужаек подмосковная земля. Интересно, клюнули ли Фэн и К° на заброшенный им крючок? Они ведь тоже не лыком шиты. Один просчет — и не они на крючке, а ты. А то и на мушке. Уж очень ставки велики, в который раз повторил он себе. И Юрий Степанович и Фэн это прекрасно понимали. Если выдаст Вундеркинд со своей командой новый компьютер, хоть один только лабораторный образец, стоить «РуссИТ» станет на многие порядки больше. Речь пойдет не о каких-нибудь там двадцати миллионах долларов, что предлагал Фэн, а о двухстах или того больше. За такой патент или за всю компанию любой компьютерный мейджор, от «Делла» до «Эппла», «Хьюлетт-Паккарда», «Тошибы», «Сони», «Самсунга» душу черту заложит. Ну а если уж пойдет речь о массовом производстве флэш-компьютеров, тут счет вообще другой, заоблачный.

Особо рьяным патриотом Петр Григорьевич никогда не был, слишком много он видел людей, которые били себя в грудь, клянясь в пылкой любви к матушке-России, и одновременно обворовывали любимую матушку, как говорится, по-черному. Да и вообще выжить в лихие девяностые без доли цинизма было ох как трудненько. И всё же, всё же какая-то пусть старомодная, даже детская привязанность к родине все-таки оставалась в нем. Пусть и не в пафосных словах профессиональных патриотов, но он чувствовал, что должен сохранить такой приоритет для России — это ведь всё равно что одним рывком ее на несколько ступенек в новых технологиях поднять. По крайней мере в ИТ-технологиях.

Может, поди разберись, он себя просто утешал, облагораживал свое решение переехать, так сказать, в тело Женечки, но без него — а уж в этом-то он был твердо уверен — быстренько уплывет из России и компания и — главное — флэш-компьютеры. Сколько всего за последние лет двадцать уплыло… Конечно, при советской власти, особенно в сталинские времена, когда вся страна, в сущности, жила за колючей проволокой, внутри которой лучшие умы сидели к тому же еще и в шарашках, тех же, строго говоря, тюрьмах, ничего из страны не уходило. Но и делалось немного. Конечно, атомные бомбы, военные самолеты и ракеты делались — но какой ценой? В неволе талант плохо размножается. Так что, если разобраться, нынешняя наша отсталость зародилась именно тогда. Чего ж удивляться, что в девяностых многие лучшие наши умы быстренько навострили лыжи. И удивляться нечего. Рыба ищет где глубже. Чудо просто, что что-то и кто-то еще остались. Конечно, конечно, оправдывал он себя, спору нет, это всё так. Но себя не обманешь. Но так уж люди-человеки устроены, что всегда стараются облагородить свои поступки. От каких-нибудь там крестоносцев, что жгли всё по пути, крушили и грабили во имя господне, до родных большевиков, которые народ свой тоже во имя высших целей усердно изничтожали. Если разобраться как следует, это, наверное, единственное их свершение, которое превзошло все их планы. Что-что, а по части самоуничтожения Россия-матушка кому хочешь сто очков даст… Только вот почему-то эти достижения на мировом рынке особым спросом не пользовались.