Антон Орлов - Чужое тело

Светлые стены, потолок под дерево, растения в шарообразных белых кашпо. Мягкая мебель в серо-зеленых тонах. Крис, когда приходил к ней поболтать, обычно устраивался в кресле рядом с «коконом», с чашкой кофе или бокалом вина. У него сохранились манеры лярнийца. Энбоно. Живущего-в-Прохладе. Как же она раньше не обратила на это внимания — ни в ресторане отеля, ни на вечеринке у Ольги?

Вообще-то, чтобы это заметить, надо внимательно за ним наблюдать, подмечать нюансы. На Незе ей было не до того, внимание рассеивалось, а здесь Крис — единственное существо, с которым можно общаться. Кстати, почему единственное? Пора бы и заказчикам появиться… Но представители спецслужб не появлялись, а приступы случались все реже. Наконец они прекратились совсем.

— Ты поправилась, можно выпустить тебя из «кокона», — объявил Крис. — Отпразднуем твое выздоровление?

Однажды Тина, забывшись, обратилась к нему на «ты» — как раньше, на Лярне — и тогда Крис тоже перешел на «ты». Из всех знакомых ей мерзавцев он, безусловно, был самым вежливым.

В помещение вкатился робот-официант, на его откидном столике стояла бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом и два хрустальных бокала-конуса.

«Интересно, эта бутылка разобьется о твою идеально лысую голову с первого раза?»

Крис устроился перед мониторами и начал вводить команды. На разъединение пациента с системами «кокона» обычно уходит тридцать-сорок минут, зато никакого дискомфорта — чувствуешь себя как после хорошего отдыха. Наконец прозрачная крышка откинулась. Крис скрестил на груди руки и смотрел на Тину с насмешливым ожиданием.

Она села. Заставила себя взглянуть на то, что находилось в поле зрения, — плоский незагорелый живот, колени, рука с узкой кистью. Все чужое. Она подняла взгляд на Криса. Тот изобразил сочувственную гримасу, в то время как его глаза смеялись.

— Ты больше не киборг, великолепная Тина.

— Это я уже знаю, Лиргисо.

«Великолепная Тина» — так он называл ее на Лярне. Стиль общения, принятый у Живущих-в-Прохладе, предполагает церемонные обращения с эпитетами перед именем. Наверное, Лиргисо, присвоивший тело Криса Мерлея, рассчитывал ошеломить ее, но эффекта не получилось: в первый момент он сам растерялся, услышав свое лярнийское имя.

Тина ступила босыми ногами на мягкий ворс, шагнула вперед. Чуть не упала. Дезориентация, хотя и не такая мучительная, как во время приступов: можно сравнить с ощущениями человека, впервые пилотирующего аэрокар непривычной конструкции.

Лиргисо подхватил ее и с иронической заботливостью усадил в кресло.

— Когда ты догадалась?

— Еще на Незе.

— Вот как?

Теперь его синие глаза, обведенные синими же тенями с перламутровым отливом, смотрели холодно и настороженно.

— Догадаться несложно. Знаменитая легенда о том, как Крис Мерлей потерял память и разучился говорить после удара по голове, а потом у него радикально изменился характер. Твоя неистребимая любовь к косметике — я заметила, как ты был счастлив, когда подвернулся повод показаться на людях с макияжем. То, что Живущие-в-Прохладе признали в тебе почти своего. Твоя речь — на банкете ты слишком много выпил и начал строить фразы на лярнийский манер. То, что ты сделал эпиляцию — я же помню твой фирменный заскок насчет белой шерсти! Крис был блондином?

— Темным шатеном. — Он взглянул на свою руку с гладкой, лишенной волос кожей. — У меня прошла эта фобия. Возможно, когда я поменяю тело в следующий раз, обойдемся без эпиляции. Стив знает о твоих догадках?

— Наверняка.

Лиргисо уставился ей в глаза, потом усмехнулся:

— Опять блефуешь, великолепная Тина. Я рад, что тот маленький обман с передатчиком спас твою драгоценную жизнь, но больше такой номер не пройдет. Ты не успела поделиться со Стивом своими догадками — пожалуй, я должен поблагодарить тебя за это, — его гримаса выражала скорее насмешку, чем благодарность, — а сам Стив ни разу меня не видел. О блефе я знаю побольше твоего. Как бы это тебя ни ужасало, дальше мы будем играть на моих условиях. Ты похожа на нежный полупрозрачный цветок водяной роунафтры, срезанный и поставленный в вазу.

«Господи, и я должна безропотно выслушивать твой лярнийский треп со всеми изысканными оборотами? Вот это — хуже всего!»

Наверное, в ее взгляде отразилась тоска. Лиргисо ухмыльнулся. Он наслаждался ситуацией и наконец-то перестал это скрывать.

— Тина, тебе нравится быть беспомощной и несвободной? Нравится зависеть от произвола того, кто сильнее тебя? Мы с тобой все-таки поменялись ролями! Помнишь, я несколько раз предлагал компромисс на обоюдно выгодных условиях, а ты не соглашалась? Теперь у тебя есть шанс пожалеть об этом. Ты лишила меня свободы — помнишь, я предупреждал, что я тебе этого не прощу? Ты ведь носилась с идеей отдать меня под суд, и мне грозило пожизненное заключение — за сущие пустяки, если разобраться. Я никогда не был безумным подрывником, как мой покойный патрон. Все мои так называемые преступления носили частный, даже интимный характер — чтобы за это еще и в тюрьме сидеть… — Он пренебрежительно усмехнулся и покачал головой. Тина отметила, что мимика у него вполне человеческая, никаких странностей. Натренировался за четыре года. — А что, если я передам тебя манокарскому правосудию?

— Кого ты передашь, если я теперь на себя не похожа? — Тина сама удивилась, до чего бесцветно прозвучал ее голос.

— Во-первых, тебя можно отправить на Манокар с соответствующими комментариями. Во-вторых, это не входит в мои планы.

Он замолчал, рассеянно вертя в пальцах черный граненый цилиндрик с рубином на конце. Когда-то Тина уже видела этот брелок — на Лярне или на Валгре? Ногти Лиргисо, идеально закругленные овалы, покрывал черный лак с алмазными блестками — такой лак она тоже видела, в ту пору, когда Лиргисо еще не стал Крисом Мерлеем и на руках у него были не ногти, а когти.

— Ты меня еще и била, помнишь? Если тебе что-то не нравилось, ты могла ударить меня по лицу. Это было неприятно и унизительно, так что я намерен отыграться.

Он замахнулся, почти одновременно с этим Тина вскинула руку — блок перед лицом. Реакция у нее теперь хуже некуда по сравнению с реакцией тергаронского киборга.

Лиргисо молча достал из кармана небольшой пульт, набрал какую-то команду. Через мгновение руки Тины были прижаты к подлокотникам манипуляторами робота, который находился, видимо, за креслом. Будь она в своем собственном теле, она бы в два счета освободилась, и тогда робота отправили бы в металлолом, а его хозяина — в больницу. Но сейчас, когда она привычно рванулась, ничего не изменилось.