Виктор Колупаев - Ошибка создателя (сборник)

Меня не надо было убеждать. Я понял. Ведь даже бумаги тогда такой не было. И эти две летящих стрелы. И год ее молчания. И мое единственное письмо.

Значит, я любил ее задолго до того, как она появилась на свете. Я получил от нее семнадцать писем. Эти письма отправили меня к звездам и сделали возможной нашу встречу здесь. Но сначала мы встретились, и лишь после этого она написала письма. Она уже знала меня.

А я получил их за восемьдесят лет до этого и отправился в звездную, чтобы после возвращения встретить ее. Но…

— Ты что-нибудь понимаешь, Анжелика?

— Понимаю. Значит, ты меня и любил.

Я, конечно, имел в виду не совсем то, но согласился. В этом-то она была права. Я любил ее, еще не встретив.

— Но ведь семьдесят девятая звездная отлетает через два месяца, — сказал я с отчаянием.

— Если бы ты ответил мне раньше, я могла бы быть в ней. Но у нас все равно есть еще два месяца.

— Два месяца, и расстаться на всю жизнь?! Ждать тебя столько лет, найти и снова потерять навсегда?

— Но ведь ты все равно полетишь к звездам?

— Мы все равно полетим к звездам.

Я отстегнул свой значок и приколол ей на платье две сверкающих стрелы. Эти летящие друг другу навстречу стрелы означали: "Земля, я улетаю к звездам", "Земля, я возвращаюсь со звезд".

Давид Константиновский

Ошибка создателя

ОТ АВТОРА

Представьте себе, что автор пишет главу, читает ее друзьям, и выслушивает их догадки о том, как будет развиваться действие; затем автор снова садится за стол и следующую главу детектива пишет «наоборот»: герои ведут себя совершенно иначе, нежели предполагают друзья; автор читает им и эту главу, и так далее… Результаты работы — перед вами. Откуда детали?

Я не знаком с международными шпионами, нет у меня связей и со «специалистами» по ювелирным магазинам.

Вот я и решил перенести действие в будущее, да еще и на Луну.

Вступая в этот фантастический мир, я обнаружил, что он уже описан, и мне, пришельцу, следует принять его как реальность. Так я и сделал. И не был удивлен, когда герой обратился к Свифту: его тень присутствует там…

Осталось дать повести название. И тут дело остановилось; даже друзья не могли ничего придумать; мне уже пришло в голову: "Эта повесть — ошибка ее создателя…" Что ж! Пусть будет так.

— Ну, а на Земле разве ничего интересного не происходило?

Она взглянула на меня, слегка нахмурившись:

— Нет, ведь роботы на Земле не применяются.

Использование роботов для домашних работ — 1988 г.

Конгрессмены-законодатели пытались угнаться за этим бурным развитием событий и обуздать его в правовом отношении. Сенатор Гроггнер лишил разумные устройства права приобретать недвижимость; конгрессмен Каропка — авторских прав в области изящных искусств, что вновь вызвало волну злоупотреблений, ибо стиральные машины с творческими наклонностями принялись подкупать за небольшую сумму менее одаренных, чем они, литераторов, чтобы издавать под их именем эссе, повести, драмы и т. п.

1. Рассказывает Фревиль

Есть ли у вас воспоминания, от которых вы не можете освободиться?

Это возникает независимо от моей воли… Застигает врасплох.

И я ничего не могу с этим поделать.

Всегда — одно и то же.

Что это, боязнь повторения? Неуверенность перед твердыми лицами? Страх за друзей?

Всегда — одно. Тот час, когда Юрков проник за аварийную бетонную стену, бесшумно пробрался к последнему контейнеру, отвинтил, сбивая пальцы, фигурные болты, снял крышку и привел в действие приборы.

— Не шуми, — сказал Юрков.

Первый разговор:

— Давно тебя изготовили?

— В конце квартала.

— Фревиля видел?

— Нет, не видел.

Через десять минут — второй разговор:

— Давно тебя изготовили? — снова спрашивал Юрков.

— Кого? Меня?

— Конечно, тебя.

— Меня?

— Ну, хорошо. Ты видел Фревиля?

— Кто, я?

— Тебя спрашивают: ты видел Фревиля?

— Кого, Фревиля?

— Да, Фревиля.

— Кто? Я?

Убедился, что в отсеке все четверо… Включил на полную мощность дезассамблятор; осторожно, чтоб не обнаружили: пощады не жди. И — втолкнул дезассамблятор в отсек. Они не успели отреагировать, поле было на максимуме, и трое повалились; грохот полутора тонн металла, обрушившихся на бетон.

Но четвертый успел. Он пронесся мимо Юркова в туннель Юрков оказался в ловушке. Едва Юрков двигался вперед, — робот делал шаг ему навстречу.

Юрков вернулся в бетонный тупик. Никто не знал, где он. И я, отделенный от Юркова в пространстве, ничего не мог сделать для него в ту минуту…

Дезассамблятор еще работал. Юрков вышел в туннель, приблизился к роботу, затем повернул и бросился бежать. Робот разгадал его — и не двинулся с места.

Еще одна попытка. Бесполезно…

Юркову оставалось ждать, когда робот возьмется за него.

Повторяю, никто не знал, где он, и я, отделенный от Юркова в пространстве, ничего не мог сделать для него в ту минуту.

Углубление в туннеле, холодные стены…

Ожидание. Тишина… Но вот возникает звук. Постукивание.

Робот стучит ногой. Как человек. Нервы.

И, наконец, тот миг, когда Юрков, вжимаясь в бетон, вслушивается в нарастающий стальной топот, в приближающиеся звуки тупого, жестокого, неотвратимого бега…

Телеграмму вручили мне вскоре после завтрака.

Нетрудно вообразить, как я был огорчен и разочарован.

Разумеется, телеграмма (Арман послал ее по коммерческому каналу) не могла содержать сколько-нибудь развитого текста, и, думаю, даже самый изощренный детектив не извлек бы из нее информацию о том, почему уходит этот вундеркинд Берто, — как вы, конечно, знаете, спустя три года он уже сделался нобелевским лауреатом; мне стоило большого труда соблазнить его работой у нас, и вот — он увольняется, не проработав и шести месяцев!

Проблемы кадров никогда не оставляли нас: каждому ясно, привлечение хороших специалистов в столь молодую исследовательскую лабораторию, как наша, не может быть легкой задачей; я уж не упоминаю о том, что Луна до сих пор не вышла из затянувшегося провинциального состояния, репутация дальней окраины весьма прочно тяготеет над ней, и мало кого мне удается заманить сюда, хотя теперь, спору нет, по обе ее стороны есть мелкие и большие поселения (рудники, фермы и, разумеется, научные лаборатории) под разными флагами — одни принадлежат отдельным странам, другие — международным организациям. Берто был уже не первым сотрудником, которого я приглашал к себе за последнее время, — все они проработали у меня не более полугода! Согласитесь, тут было от чего расстроиться.