Вячеслав Шалыгин - Взгляд сквозь солнце

– А, заканчивай эту ерунду. – Бритый махнул рукой. – Какие, в задницу, просветы, когда на самом деле сверху крышка и бригада со «стволами»?

– Ты не понял метафоры. – Василий между делом налил в грязный жестяной чайник воды из пластмассового ведерка, засыпал горсть подозрительной заварки и погрузил в смесь прикрученное к двум проводкам бритвенное лезвие. Вода почти сразу забурлила, но Сюртуков не торопился вынимать импровизированный нагреватель.

– Смотри, замкнет еще что-нибудь, – гость недовольно покосился на прибор, – спалишь нас с потрохами…

– Ты же настроился на смерть. – Василий взглянул на пришельца с искренним недоумением. – Какая разница, от чего ее принять?

– Совсем мозги пропил? – Бритый начал сердиться. – Чего каркаешь-то?

– Ты непоследователен в своих стремлениях. – Сюртуков укоризненно погрозил корявым пальцем. – Это путь, ведущий к горьким разочарованиям.

– Я жить хочу, – неожиданно признался бритый и шмыгнул крупным носом.

– И я хочу, – ответил Василий, – хотя не всегда понимаю зачем. Вот видишь, насколько мы с тобой похожи. А все воспитание… Росли-то рядом, в одной стране, городе, в одну эпоху… Идеалы, авторитеты, ну и все такое…

– А что авторитеты?

– Да нет, я не о тех, о ком ты подумал, я в прежнем смысле этого слова, в устаревшем…

– А-а, тогда гони дальше…

– Что, так тебе легче?

– Ага. Ни о чем плохом тогда не думается.

– Ну ладно, продолжим…

За приятной беседой прошло больше часа, и красноречие Сюртукова начало иссякать. Он занервничал и принялся негромко покашливать. Ему страшно хотелось выпить, а потому остальные мысли сморщивались и растворялись в подступающей волне желания.

Ко всему прочему, в подземелье стало нестерпимо душно. И Василий, и его гость то и дело поглядывали на недоступные люки, а пару раз, не выдержав, даже пытались открыть тот, к которому вели вбитые в стену скобы технической лестницы.

С течением времени товарищей по несчастью все больше затягивало густое, вязкое отчаяние. Философское спокойствие хозяина улетучилось с последними каплями алкогольных паров. Быть трезвым Сюртукову не нравилось. Бритый, до последнего времени ориентировавшийся на бодрого хозяина, тоже приуныл и, усевшись прямо на пол, уставился в одну точку.

Открывшийся люк вселил в их души двоякие чувства. С одной стороны, страх, что в просвете снова появится зловещий ствол пистолета, а с другой – надежду, что на этот раз все обойдется…

Василий вылез из-под труб и, прищурившись, смело взглянул вверх. Он смотрел против света и потому видел только склонившийся над колодцем длинноволосый силуэт.

– Привет, – звонким девичьим голоском сказал силуэт, – а где Борис?

– Я здесь, Дина, – радостно сообщил бритый, выползая на свет следом за хозяином. – Ты на тачке? Я сейчас вылезу… Братва далеко? За тобой не следили, ты проверяла? Я уже лезу…

Задавая все эти вопросы, он повесил на плечо сумку и начал карабкаться по ржавым скобам наверх.

– Не надо, Боря, – печально, однако достаточно громко сказала Дина и, взмахнув белой ручкой, бросила под ноги бритого какой-то предмет.

Сюртуков услышал щелчок отскочившей чеки и перевел взгляд с напрягшегося щетинистого затылка пришельца на предмет. Это была обычная наступательная ручная граната. На этот раз в исходе сомневаться не приходилось. В глазах бритого Бори застыл откровенный ужас, а Василий почувствовал необъяснимое облегчение от того, что все наконец решилось. Он медленно, как ему показалось, встал перед гранатой на колени, а потом осторожно лег на теплую и гладкую вещицу впалым волосатым животом и закрыл глаза.

Довольно долго ничего не происходило. Сюртуков даже начал сомневаться в серьезности ситуации. Он открыл глаза и увидел, что все-таки не прав. Первое, что он заметил, – изменение в интерьере. Василий пока оставался узником своего колодца, но вверху был только один люк, а стены трансформировались из серых бетонных в черные, похожие на пластиковые или мраморные. Сюртуков сунул руку под живот, но не обнаружил там ничего, кроме пряжки брезентового ремня своих засаленных штанов. Гранаты не было. Василий поднялся на ноги и зачем-то отряхнул колени. Это простое движение придало его телу мощный импульс. Он почувствовал, как поднимается над полом и стремительно взлетает к просвету люка.

Сюртуков взлетел над темной лоснящейся поверхностью Земли, которая была покрыта, как хороший сыр, множеством разнокалиберных круглых ям. Василия поразило не то, что его предположение оказалось настолько верным, а то, что оно получило дальнейшее развитие. Сюртуков плавно двинулся над ямами, сохраняя небольшую высоту и заглядывая в зияющие в черном теле бытия колодцы. На дне каждого из открывшихся ему провалов копошились люди. Колодцы были разной глубины, и люди в них тоже вели себя по-разному. Одни ходили по дну, заложив руки за спину, словно прогуливаясь по тюремному дворику, другие стояли на месте и с тоской смотрели вверх, куда-то мимо пролетающего над ними Василия. Третьи отчаянно карабкались по гладким стенам, и, как ни удивительно, от этого глубина их ловушек с каждой минутой незаметно уменьшалась. Самыми странными были, пожалуй, четвертые. Они лежали, скрючившись в эмбриональных позах, на дне не то что колодцев и даже и не ям, а так, символических углублений и отчаянно жмурились, словно боялись открыть глаза и увидеть истину. То есть сделать то, для чего другим не хватало всей жизни, а им – стоило только подняться на ноги. Сюртукову даже захотелось подлететь к одному из таких людей и просто потормошить его за дрожащее плечо… Сдержав свой порыв, Василий двинулся дальше. К пятой категории. К тем, кто выбрался и теперь блаженно вдыхал воздух чистого, не стесненного никакими рамками пространства. Сюртуков внимательно всматривался в их счастливые лица, но, как ни надеялся, не увидел ни одной знаменитости. Видимо, здесь было не их место. Тогда чье?

От размышлений его оторвала стремительно приближающаяся туча. Василий прищурился и попытался рассмотреть ее получше. От тучи периодически отделялись крупные капли, которые черными кляксами падали на землю, наглухо запечатывая то один, то другой колодец. Василий почувствовал, как мощный порыв ветра, летящего впереди грозового фронта, отбросил его назад и, подхватив, словно опавший лист, понес к родной дыре. Сюртуков отчаянно сопротивлялся, пытался взлететь повыше, как-то уклониться от настойчивой стихии, но ветер был неумолим. Он обхватил Василия за тощие бока и с размаху швырнул на дно его черного, глубокого колодца. Почти тотчас со страшным грохотом на горловину сюртуковской обители обрушилась тяжелая свинцовая капля, и жизнь бродяги пришла в полную негодность…