Наталья Шнейдер - Сорные травы

Люди начали потихоньку расходиться, черпая перед этим из холмика горсти земли и бросая их в темную яму могилы. Мама Лены тихо зарыдала и подалась было вперед, но ее перехватили мужчины рядом. Не удержали – она рухнула на колени в тягучую весеннюю грязь. Отец Лены подхватил жену под руки и почти что потащил прочь. И только тогда она закричала в полную силу. Как будто эхом с другого конца кладбища донесся еще один отчаянный, полный боли крик.

Я протолкался к краю и, когда начали закапывать могилу, попросил лопату у незнакомого мне паренька – то ли родственника, то ли коллеги Лены. Земля липла к черенку, оставляла жирные разводы на блестящем лезвии. И с каждым брошенным комком ко мне возвращалась боль. Как будто выдавливалась из ямы каждой новой порцией черной земли. Как там, в школьном курсе физики? При погружении в жидкость тело вытесняет объем жидкости, равный собственному? Так и здесь. Чем больше земли оказывается внизу, тем больнее становится оставшимся наверху.

Рядом со мной встал Вадим и, перехватив у кого-то хозяйственный инструмент, начал помогать. Все отошли в сторону, мы с Деменко мерно и молча засыпали могилу. Отдавали нашу подругу и любимую земле. Да, любимую – я понял это, когда боль подступила к сердцу и под веками резанул колкий песок.

– Иван? – Вадим приостановился и глянул на меня исподлобья.

– Любил… – пробормотал я, снова набирая полный ковш, – любил… Без всяких «не».

Вадим кивнул.

Всего через десять минут темный холмик высился над землей. Мы подровняли края, чуть утрамбовали рыхлый жирный чернозем. Сверху вместе с отцом Лены поставили тяжелый деревянный крест. Женщины украсили могилу бумажными цветами и венками. Потом будет все – и хороший памятник, и клумба. А пока так. Временно. Словно оставляя шанс на то, что смерть передумает и отпустит девушку.

Гости почти все разошлись. Только священник стоял невдалеке и что-то шептал Лениной маме. Молился? Успокаивал? Уговаривал?

Вадим дернул меня за руку:

– Пойдем, познакомлю с другом. Это он помог с местом.

Священник обнял на прощание женщину и благословил. Повернулся к нам, кивнул Вадиму и протянул мне широкую, мощную ладонь.

– Иерей Иоанн Ресин.

– Иван Корнилов.

– Тезка, значит. Рад знакомству.

– Спасибо вам, отче, за помощь. Без вас бы не справились.

– Да ладно вам, – неожиданно смутился иерей.

Вадим кивнул:

– Иоанн, мы бы не смогли организовать все так быстро. Удивительно, но сейчас самое дорогое – это могилы. Дефицит.

Я глянул в сторону – в отдалении две группы людей спорили за место. Раньше и представить такое было сложно – остервенело бранятся за могилу, того и гляди в драку полезут. Стало совсем тошно. Определенно, мир сошел с ума.

– Самое дорогое – люди. А перекупщики этим пользуются. Время бедствий, – спокойно проговорил Иоанн, внимательно изучая меня пронизывающим, цепким взглядом. – Година печалей. Нужно верить.

Я поморщился. Вот только проповедей мне сейчас не хватало.

– Верить? В кого? На все воля Господа, святой отец? Это его воля? – я широко повел рукой. Непонятно откуда у меня взялся этот сарказм. Вроде не такой уж я атеист, как Машка. А ведь вырвалось.

Священник еле заметно поморщился. Движение губ скрыла небольшая бородка. А вот яркие серые глаза на мгновение сузились – то ли в гневе, то ли в усталом отрицании.

– Не вам судить. И даже не мне… И я не святой. Если не знаете, как называть, можете отец Иоанн.

– Иоанн, прости, – вмешался Вадим. – Ивану плохо. Он с Леной был близок. – И уже мне: – Извини, Иван, что рассказываю о твоей личной жизни, но отец Иоанн не виноват в несчастьях нашего мира и в твоих тоже. Он помог нам.

Я до боли сжал кулаки – неприятно признаваться в глупости, даже если осознаёшь ее. И мрачно кивнул:

– Простите, отец Иоанн. Я и вправду повел себя грубо. Время такое. Некуда девать злость и усталость. И боль.

Священник кивнул:

– Да, сложно сейчас. Люди ищут ответы, люди ищут виноватых. И удобнее всего винить того, в кого веришь.

– Если веришь…

– Если, – согласился отец Иоанн, с прищуром всматриваясь в меня. – Вы – коллега Вадима?

– Да, точнее, почти. Я хирург.

– Хорошая специализация. Вадим оперирует душу, вы – тело. И вам, и ему будет много работы в ближайшее дни.

И совсем неожиданно Иоанн благословил меня:

– Пусть Господь помогает тебе в славном труде твоем, Иван.

– Спасибо, – оторопело ответил я. Такое отношение человека, которому я только что нагрубил, осознанно и глупо, поразило до глубины души. Он не только простил меня, что еще логично ожидать от священника, но и благословил искренне. Порой люди удивляют. Хорошо хоть иногда – приятно.

Мы, не сговариваясь, не спеша направились к выходу с кладбища. Перед отцом Иоанном люди расступались, потому мы могли идти рядом, бок о бок и спокойно говорить.

– У вас асфодель на рукаве, – улыбнулся священник, указывая на мою рубашку. Опустив взгляд, я увидел несколько белых пятнышек – еле заметные ворсинки на лепестках уцепились за плотную ткань.

– Простите, как вы сказали? – Название показалось мне смутно знакомым и в то же время чуждым.

– Asphodelus ,- повторил он. – Особый цветок. Древние греки высаживали его на могилах, чтобы мертвым было чем питаться. В клубнях растения много крахмала и сахара.

– Не знал, что такие цветы у нас растут, – удивился я. Даже Вадим заинтересовался и сорвал шишковидное соцветие.

– Не растут.

– Тогда откуда вы знаете, что это за цветок?

– В бытность мою военным человеком по делам миротворческим занесло меня в Южную Европу. Там этот цветок не редкость… – Священник помолчал и задумчиво продолжил: – Когда асфодели зацветают на лугах, кажется, будто все покрыто снегом. Только снежинки с крохотными пурпурными полосками.

– То-то я думаю, что название знакомо. Наверное, с биологии помню.

– Или с мифологии. – Священник взял у Вадима соцветие, размял, как я полчаса назад, и понюхал смятые лепестки. – Эллины верили, что эти цветы растут только в Аиде, царстве мертвых, а семена к нам попадают с посланцами смерти. Потому так часто асфодели зацветают на кладбищах.

– Вы же говорили – на лугах?

– То, что сейчас луг, вполне возможно, когда-то было местом упокоения.

Я осмотрелся окрест – везде, куда ни кинь взгляд, белели колоски асфоделей. И ни тысячи ног, ни грязь – ничто не могло нанести им вред. Казалось, что цветы нематериальны, неподвластны грубому миру живых.

– Странно. Откуда они здесь? Где мы, а где Греция?

– Сейчас много странного, Иван. И асфодель не так меня пугает, как повсеместное торжество смерти.