Александр Бушков - Самый далекий берег

Кирьянов прислушался к себе, но не уловил ничего похожего на то тягостное, давящее ощущение плохого места, о каких рассказывают порой старые лесовики. Что до привидений, то он в них не верил отроду…

А потому он, отвернувшись от искореженных непонятным образом бронетранспортеров, направился к серому крыльцу одного из домов, выглядевшего самым официальным, насколько можно судить по останкам. Дело в том, что именно на нем висела какая-то вывеска, синяя с золотом.

Вот вывеска сохранилась прекрасно – стекло, как известно, с успехом противостоит разрушительному действию времени, не важно, о паре десятков лет идет речь или о паре тысячелетий… Красочный герб несуществующей более страны под названием СССР. И золотые буквы пониже, в три строки:

С С С Р

МИНИСТЕРСТВО ПРИКЛАДНОГО МАШИНОСТРОЕНИЯ

П/Я № 988/56545

Все это легко читалось под слоем пыли. Рядом с вывеской на стене протянулась цепочка глубоких выщербленных ямок – очень похоже, по зданию все же успели выпустить пару очередей, прежде чем… Прежде – чего? А в общем, еще не факт, что на площади лежат именно нападающие, а не, скажем, оборонявшиеся из какой-нибудь усиленной роты охраны или комендантского взвода… Отнюдь не факт. Решительно ничего не понятно…

Он взялся за огромную ручку двери, сплошь покрытую слоем зеленой окиси, с силой потянул на себя. Дверь отворилась с пронзительным скрежетом, сделавшим бы честь иному голливудскому ужастику, но на Кирьянова этот визг не произвел никакого впечатления, и он вошел внутрь, чувствуя себя в совершенной безопасности под покровом немудрящей истины: будь здесь какая-то опасность, его непременно предупредили бы, здешнее начальство во многом можно упрекнуть, кроме безответственного подхода к объекту и кадрам…

Он оказался в обширном вестибюле, пересеченном примерно пополам металлическим барьером высотой этак в метр, с облупившимися красными буквами на нем: Стой! Предъяви пропуск! Стреляют! В барьере был проем с металлической вертушкой, насквозь знакомым приспособлением, а рядом помещалась застекленная будочка вахтера – стекла покрыты непроницаемым слоем пыли. Повсюду грязь, неприкосновенное запустение, заброшенность…

После короткого колебания он с силой повернул жалобно заскрипевшую вертушку и вошел на запретную половину. И никто в него, конечно же, стрелять не стал – как и строго спрашивать пропуск. Некому было. Давненько некому.

Он прошел направо. Там на стене еще явственно виднелось с полдюжины прямоугольников – следы снятых портретов, судя по размерам, – а под ними красовалась нетронутая Доска почета. Чтобы не было ошибки, об этом и сообщали высокие буквы из крашенной золотистой краской фанеры.

Кирьянов постоял, глядя на запыленные фотографии, выцветшие и покоробившиеся. На иных уже невозможно было рассмотреть лица, другие с грехом пополам сохранились. Капитан Курносов И. П., мастер-старшина Бронелюк Н.Ф., флаг-инженер Гочеридзе С.Г., старшая телефонистка РНЧ Анчукова С.Л., премьер-лейтенант Шатов Г. Н….

Все, окружавшее его, было старым, очень старым. «Так это, значит, что же? – растерянно спросил он сам себя. – Значит, уже тогда… Всему этому полсотни лет, не меньше…»

Погон премьер-лейтенанта Шатова Г.Н. не похож был ни на что, прежде виденное – темное поле, светлый просвет, завивающийся в середине странной петлей, вроде узора на царских гусарских доломанах, вместо звездочек два каких-то значка, не похожих ни на звездочки, ни на цветки с его собственных погон…

Дверь в вахтерку распахнулась легко. Хлипкий и ободранный стол, почти не тронутый ржавчиной зеленый электрочайник устрашающих габаритов, шаткий стул с изодранной обивкой… Черный телефон без всяких обозначений на диске, опять-таки невероятно старомодный…

И тут телефон зазвонил. Кирьянова так и подбросило, прошибло холодным потом от макушки до пяток – настолько это было неожиданно…

Справившись с собой, унимая колотящееся сердце, он стоял рядом с обшарпанным столом, не зная, на что решиться. Телефон надрывался. «Подождать, пока подойдет кто-нибудь?» – мелькнуло у него в голове, но он тут же выругал себя за идиотские мысли.

И, протянув руку, снял пыльную тяжелую трубку.

– Говорит генерал Мильштейн! – рявкнули ему в ухо так, что Кирьянов торопливо отвел трубку. – Передайте Третьему – тревога! Боевая тревога всем секторам! Нас атакуют превосходящими силами! – Энергичный голос умолк на несколько мгновений, в трубке все это время слышались непонятные шумы и трески. – Вестибюль захвачен, у нападающих превосходство в пулеметах! Связь с Первым потеряна, Первый не отвечает! Все линии отрезаны! Третий, Третий, это переворот! У меня вырублена вся спецсвязь! Блядь, это переворот! «Коробки» подошли вплотную! – Снова недолгое молчание, шумы и трески. – Третий, перестрелка на моем этаже, нам пиздец, Третий! Уничтожаю документацию без санкции, вам понятно? Третий, Третий, вся спецсвязь вырублена, захлопните периметр! Слышит меня кто-нибудь? Третий, Третий! По мне лупят «коробки» прямой наводкой! Слышит меня кто?

– Откуда вы говорите? – не выдержал Кирьянов. – Кого позвать? Вы кто?

Он лихорадочно осмотрел телефон в поисках каких-нибудь тумблеров или кнопок, но ничего подобного не обнаружил. На том конце провода его словно бы и не слышали, орали свое:

– Слышит меня кто? Третий, третий!

В этом голосе было столько смертной тоски и безнадежности, что Кирьянов не выдержал, закричал так же ожесточенно:

– Я вас слышу! Слышу! Обер-поручик Кирьянов! Я вас слышу!

– Третий, Третий, я Мильштейн! – кричал невидимый собеседник. – Ко мне ломятся! Все, кранты! Документация уничтожена, Третий! Хрен им по лбу! Попытайтесь…

В трубке загрохотало так, что Кирьянов держал ее теперь на вытянутой руке, но все равно оттуда неслись оглушительные хлопки, больше всего похожие на то, как если бы кто-то палил совсем рядом с телефоном. Потом грохот перешел в вой, вой – в скрежет, и трубка замолчала совсем.

Кирьянов аккуратно опустил ее на рычажки и постоял так, прекрасно понимая, что все равно не сможет ничего понять. Повернулся, чтобы уйти.

Телефон вновь зазвонил, столь же длинно, надрывно, настойчиво.

Кирьянов вновь поднес трубку к уху.

– Говорит генерал Мильштейн! – заорали ему в ухо. – Передайте Третьему – тревога! Боевая тревога всем секторам! Нас атакуют, здание блокировано по всему периметру…

Кирьянов терпеливо удерживал трубку возле уха и во второй раз выслушал то же самое, слово в слово, с той же интонацией, с теми же паузами, с теми же шумами. И с тем же финалом.

Решительно брякнул трубку на рычажки, повернулся и вышел из вахтерки. Телефон вновь зазвонил, но Кирьянов и не подумал подойти – уверен был, что выслушает то же самое в третий раз. Черт его знает, мистика тут или не мистика, но полное впечатление, что он, войдя в заброшенное здание, самим своим присутствием вернул к жизни неведомых призраков былого, то ли классических, то ли электронных, если только уместно такое определение. Технотронных, выразимся так…