Курт Воннегут - Колыбель для кошки

Тут, на висячей террасе, он познакомился с Ньютом и со мной. Но он заранее пресек всякий разговор о его святом призвании, заговорив, как гангстер из фильма, цедя слова сквозь зубы и кривя рот.

– Как я понял, вы последователь доктора Альберта Швейцера? – сказал я ему.

– На расстоянии. – Он осклабился, как убийца. – Никогда не встречал этого господина.

– Но он, безусловно, знает о вашей работе, как и вы знаете о нем.

– То ли да, то ли нет. Вы с ним встречались?

– Нет.

– Собираетесь встретиться?

– Возможно, когда-нибудь и встречусь.

– Так вот, – сказал Джулиан Касл, – если случайно в своих путешествиях вы столкнетесь с доктором Швейцером, можете сказать ему, что он не мой герой. – И он стал раскуривать длинную сигару.

Когда сигара хорошо раскурилась, он повел в мою сторону ее раскаленным кончиком.

– Можете ему сказать, что он не мой герой, – повторил он, – но можете ему сказать, что благодаря ему Христос стал моим героем.

– Думаю, что его это обрадует.

– А мне наплевать, обрадует или нет. Это личное дело – мое и Христово.

76. Джулиан Касл соглашается с Ньютом, что все на свете – бессмыслица

Джулиан Касл и Анджела подошли к картине Ньюта. Касл сложил колечком указательный палец и посмотрел сквозь дырочку на картину.

– Что вы скажете? – спросил я.

– Да тут все черно. Это что же такое – ад?

– Это то, что вы видите, – сказал Ньют.

– Значит, ад, – рявкнул Касл.

– А мне только что объяснили, что это «колыбель для кошки», – сказал я.

– Объяснения автора всегда помогают, – сказал Касл.

– Мне кажется, что это нехорошо, – пожаловалась Анджела. – По-моему, очень некрасиво, правда, я ничего не понимаю в современной живописи. Иногда мне так хочется, чтобы Ньют взял хоть несколько уроков, он бы тогда знал наверняка, правильно он рисует или нет.

– Вы самоучка, а? – спросил Джулиан Касл у Ньюта.

– А разве мы все не самоучки? – спросил Ньют.

– Прекрасный ответ, – с уважением сказал Касл. Я взялся объяснить скрытый смысл «колыбели для кошки», так как Ньюту явно не хотелось снова заводить всю эту музыку.

Касл серьезно наклонил голову:

– Значит, это картина о бессмысленности всего на свете? Совершенно согласен.

– Вы и вправду согласны? – спросил я. – Но вы только что говорили про Христа.

– Про кого?

– Про Иисуса Христа.

– А-а! – сказал Касл. – Про него! – Он пожал плечами. – Нужно же человеку о чем-то говорить, упражнять голосовые связки, чтобы они хорошо работали, когда придется сказать что-то действительно важное.

– Понятно. – Я сообразил, что нелегко мне будет писать популярную статейку про этого человека. Придется мне сосредоточиться на его благочестивых поступках и совершенно отмести его сатанинские мысли и слова.

– Можете меня цитировать, – сказал он. – Человек гадок, и человек ничего стоящего и делать не делает и знать не знает. – Он наклонился и пожал вымазанную краской руку маленького Ньюта: – Правильно?

Ньют кивнул, хотя ему, как видно, показалось, что тот немного преувеличивает:

– Правильно.

И тут наш святой подошел к картине Ньюта и снял ее с мольберта. Взглянув на нас, он расплылся в улыбке:

– Мусор, мусор, как и все на свете.

И швырнул картину с висячей террасы. Она взмыла кверху в струе воздуха, остановилась, бумерангом отлетела обратно и скользнула в водопад.

Маленький Ньют промолчал.

Первой заговорила Анджела:

– У тебя все лицо в краске, детка. Поди умойся.

77. Аспирин и боко-мару

– Скажите, мне, доктор, – спросил я Джулиана Касла, – как здоровье «Папы» Монзано?

– А я почем знаю?

– Но я думал, что вы его лечите.

– Мы с ним не разговариваем, – усмехнулся Касл. – Последний раз, года три назад, он мне сказал, что меня не вешают на крюк только потому, что я – американский гражданин.

– Чем же вы его обидели? Приехали сюда, на свои деньги выстроили бесплатный госпиталь для его народа…

– «Папе» не нравится, как мы обращаемся с пациентами, – сказал Касл, – особенно, как мы обращаемся с ними, когда они умирают. В Обители Надежды и Милосердия в джунглях мы напутствуем тех, кто пожелает, перед смертью по боконистскому ритуалу.

– А какой это ритуал?

– Очень простой. Умирающий начинает с повторения того, что говорится. Попробуйте повторить за мной.

– Но я еще не так близок к смерти.

Он жутко подмигнул мне:

– Правильно делаете, что осторожничаете. Умирающий, принимая последнее напутствие, от этих слов часто и умирает раньше времени. Но, наверно, мы вас до этого не допустили бы – ведь пятками мы соприкасаться не станем.

– Пятками?

Он объяснил мне теорию Боконона насчет касания пятками.

– Теперь я понимаю, что я видел в отеле. – И я рассказал ему про двух маляров.

– А знаете, это действует, – сказал он. – Люди, которые проделывают эту штуку, на самом деле начинают лучше относиться друг к другу и ко всему на свете.

– Гм-мм…

– Боко-мару.

– Простите?

– Так называют эту ножную церемонию, – сказал Касл. – Да, действует. А я радуюсь, когда что-то действует. Не так уж много вещей действуют.

– Наверно, нет.

– Мой госпиталь не мог бы работать, не будь аспирина и боко-мару.

– Я так понимаю, – сказал я, – что на острове еще множество боконистов, несмотря на закон, несмотря на «ку-рю-ку».

Он рассмеялся:

– Еще не разобрались?

– В чем это?

– Все до одного на Сан-Лоренцо истинные боконисты, несмотря на «ку-рю-ку».

78. В стальном кольце

– Когда Боконон и Маккэйб много лет назад завладели этой жалкой страной, – продолжал Джулиан Касл, – они выгнали всех попов. И Боконон, шутник и циник, изобрел новую религию.

– Слыхал, – сказал я.

– Ну вот, когда стало ясно, что никакими государственными или экономическими реформами нельзя облегчить жалкую жизнь этого народа, религия стала единственным способом вселять в людей надежду. Правда стала врагом народа, потому что правда была страшной, и Боконон поставил себе цель – давать людям ложь, приукрашивая ее все больше и больше.

– Как же случилось, что он оказался вне закона?

– Это он сам придумал. Он попросил Маккэйба объявить вне закона и его самого, и его учение, чтобы внести в жизнь верующих больше напряженности, больше остроты. Кстати, он написал об этом небольшой стишок. И Касл прочел стишок, которого нет в Книгах Боконона:

С правительством простился я,Сказав им откровенно,Что вера – разновидностьГосударственной измены.

– Боконон и крюк придумал как самое подходящее наказание за боконизм, – сказал Касл. – Он видел когда-то такой крюк в комнате пыток в музее мадам Тюссо. – Касл жутко скривился и подмигнул: – Тоже для острастки.