Время, гравитация, любовь и прочие неприятности - Алёна Фаверо
Внимательно смотрю на реакции Саши, он воодушевленно разглядывает памятник истории, его тело пока молчит. Значит здесь нет ответов, которые он ищет. Поездка еще не окончена, в любой момент появится зов, присутствие укажет путь. Мы проводим еще два часа, гуляя по комплексу. Несмотря на зиму и снег, который сдается солнечным лучам, здесь мне не холодно, +1. Воздух прозрачный, со вкусом воды из родника.
— Чувствуешь что-то знакомое? — спрашиваю, зная ответ. Саша закусывает губу и пожимает плечами.
— Поехали обедать — предлагает он более оптимистично. Невозможно отказать.
Просим Фрунзика отвести нас в хороший ресторан и оба, как по команде, погружаемся в телефоны. Я поверяю письма из клиники, интересуюсь самочувствием мамы и смотрю на «доброе утро» без ответа в чате с Ником. Обедаем быстро, почти не говорим. Саша погружен в мысли, я продолжаю думать о «почти-парне» и его молчании. Написать сообщение вроде не сложно. Достаточно одного слова. Или смайлика, прости Господи. Все лучше, чем прочитанное сообщение без ответа.
Мы выходим из ресторана в куртках нараспашку, горячее мясо и домашнее вино возвращает нас в состояние «полноценного творчества», как выражается Саша. Он все еще напоминает мне мальчишку, в поисках приключений.
— Я чувствую, что осталось что-то — вдруг серьезно говорит брюнет. Внимательно смотрю на него, пытаясь заметить микродвижения и понять состояние. Взгляд направлен в сторону гор, где расположен монастырь.
— Это в Гегарде? Ты забыл что-то в Гегарде? — аккуратно уточняю, стараясь не сбить настрой. Саша отрицательно качает головой.
— Мы можем проехать в ту сторону? — обращается он к водителю, заставляя мужчину растеряно вглядываться в неизвестность. Мы садимся в машину и я чувствую, как перехватывает дыхание. Руки гудят, постепенно ощущение разливается по всему телу. Основная дорога заканчивается и Саша выходит из машины, оглядывается и показывает куда-то вдаль.
— Там. На правом берегу реки, на вершине холма — губы чуть заметно трясутся. Поле вокруг него становится плотным и «звенящим». Спрашиваю водителя, как можно подняться выше. Через 10 минут наш джип ползет по крутой проселочной дороге на вершину холма. Саша как будто знал, что машина с низкой посадкой не сможет заехать.
— Дальше придется пешком — объявляет водитель и мы послушно выходим на замерзшую землю. Саша надевает шапку, скрывая темные кудри, я — капюшон. В сознании мелькают образы паломничества или служителей церкви. Обрывки песнопений. Тишина почтения и веры. Оба тяжело дышим, поднимаясь в гору. Саша идет чуть позади, чтобы меня «было видно». С каждым шагом я лучше слышу биение сердца и теряю ощущение времени. Нет ни холода, ни мыслей, ни рефлексии, только погружение в шаги. Мы выходим на холм. Прямо перед нами разрушенные каменные стены и руины с тонким крестом. Покрываюсь мурашками, поворачиваюсь к своему спутнику. Его лицо меняется до неузнаваемости, как будто это другой человек. Не замечая меня, мужчина устремляется вперед. Почти бегу следом. Он останавливается возле разрушенной церкви, но сворачивает на тропику, ведущую к другим развалинам.
— Библиотека. Здесь была библиотека — темные глаза беспокойно ищут стены, которых больше нет.
Сашу начинает трясти. Он хватает ртом воздух, пытается что-то сказать. Беру его лицо, направляя взгляд на себя, дышу глубоко и спокойно. Открываю сердце, представляю, как его тоже открывается. Мы стоим молча в свете закатного солнца, как в потоке божественной любви. Широкие плечи начинают сжиматься, из груди вырывается сдавленный крик. Щеки становятся мокрыми, я чувствую, как слезы текут по моим ладоням. И не могу сдержаться — чувствую боль, которая пытается освободиться. Мы оба сотрясаемся в рыданиях, он прижимается ко мне, цепляясь за пуховик. На мгновение кажется, я слышу разносящееся эхом молитвы.
— Они поют — глухо говорит он почти шепотом — они поют — прижимаю его сильнее. Прошу все небесные силы помочь этому мужчине. Если в его прошлой жизни была боль — исцелить ее, если там была вина и стыд — простить, если есть что-то незавершенное — отпустить. Пусть книга той жизни закроется. Я прошу у своих наставников направить меня или направить что-то через меня.
— Ты не мог помочь — говорю не своим голосом. Саша замирает. — Сохрани священное и благословен будешь — я перестаю понимать, где мои слезы, где его. Мы стоим молча, внешний мир растворяется. Проходит ли минута или несколько часов — непонятно. Слезы высыхают, оба медленно отодвигаемся друг от друга. Слов нет, мыслей нет. Он аккуратно вытирает мою щеку и в этом так много нежности и понимания. В этом простом движении так много смысла и безусловности. Я снова начинаю плакать. От чистоты момента, от хрустящей искренности и хрупкости. От человечности. Что прошел он в той жизни? Почему боль запечаталась на уровне души? Какие уроки он выбрал в этот раз?
— Я все увидел.
Он рассказывает, что образы из снов стали реальны, он словно оказался внутри воспоминаний. Библиотека, где хранились книги, мужские руки аккуратно выводят символы. Сезоны сменяют друг друга, тишина его кельи, вдали от людей, близко к Богу. Много лет он записывал и переписывал священные тексты. Это было его служение и покаяние. 1679 год, земля загудела и задрожала, это случилось так быстро, что некоторые монахи не успели выйти из подземных комнат и коридоров. Его наставник попросил вынести Евангелие — священное писание 7 века. Тот поднял книги и хотел вернуться за братьями, но очередная волна сдвинула вековые плиты, церковь обвалилась, проходы в подземные коридоры засыпало камнями, обрушив подземные своды. Голоса стихли. Он спас священные книги, но не спас то, что священнее всего — жизни. Каждое воплощение с тех пор его душа ищет успокоение в помощи людям.
Я вытираю слезы рукавом куртки и снова обнимаю его. Саша обходит все сохранившиеся постройки, дотрагиваясь до каменных крестов и что-то бормоча. Мне
