Механическое пианино - Курт Воннегут
Пол и Финнерти устремились к двери.
– Кто это? – стараясь перекричать грохот оркестра, спросил Финнерти у человека в толстых очках.
Тот улыбнулся.
– Секрет. Вряд ли они хотят, чтобы кто-либо знал это.
Во главе процессии, окруженный четырьмя трубачами, одетыми в восточные одежды, шел напыщенный серьезный старик, торжественно несущий на вытянутых руках слоновый клык, исписанный загадочными символами. Над ним вздымалось невероятных размеров квадратное знамя в руках у ярмарочного гиганта, окруженного дюжиной арабов в разноцветном тряпье. Знамя это с четырьмя зелеными совами, казалось, должно было все объяснить. Оно было исписано четырьмя строчками давно забытых, а возможно, и только что изобретенных письмен. За знаменем шагал оркестр, наигрывающий арабскую мелодию. Были также и вымпелы с изображением совы, прицепленные к трубам, а надпись, на тот случай, если ее не заметят на знамени, повторялась еще на огромном барабане футов двенадцати в диаметре, который везли на тележке.
– Ура, – тихо произнес человек в очках с толстыми стеклами.
– А почему вы приветствуете их? – спросил Финнерти.
– А вам не кажется, что кто-то обязан это сделать? Особенно в отношении Люка Люббока. Это тот, что идет с клыком.
– Чудесное занятие, – сказал Финнерти. – А что он из себя представляет?
– Секрет. Если он скажет, это перестанет быть секретом.
– Он выглядит очень важным.
– Но клык все-таки важнее.
Парадная процессия завернула за угол, послышались свистки, и музыка умолкла. Потом в конце улицы опять раздался свист, и все началось сызнова, когда группа одетых в шотландские юбочки волынщиков показалась вдали.
– В парке проводится соревнование участников парадов, – сказал человек в очках с толстыми стеклами. – Вот так они и будут маршировать здесь часами. Давайте вернемся в салун и выпьем.
– За наш счет? – спросил Финнерти.
– А за чей же еще?
– Погодите, – сказал Пол, – это должно быть интересно.
Какой-то автомобиль только что появился со стороны северного берега реки, и его водитель раздраженно сигналил марширующим, которые загораживали ему дорогу. Сирена автомобиля и волынки вопили друг на дружку, пока последние шеренги марширующих не свернули на боковую улицу. Пол слишком поздно узнал сидящего за рулем человека и не успел спрятаться. Шеферд удивленно и с некоторым осуждением уставился на него, помахал неопределенно рукой и проехал. Из заднего окна выглядывали маленькие глазки Фреда Беррингера.
Пол решил не придавать никакого значения этому инциденту. Он уселся в кабинке с плотным коротышкой, а Финнерти отправился за новой порцией спиртного.
– Как ваш сын? – спросил Пол.
– Сын, доктор? Ах да, конечно, мой сын. Вы говорили, что собираетесь поговорить с Мэтисоном относительно него, не так ли? Так что же сказал старина Мэтисон?
– Я его еще не видел. Как-то случай не подвернулся.
Человек покачал головой.
– Мэтисон, Мэтисон, под этой холодной внешностью скрывается ледяное сердце. Да, теперь уже нет необходимости разговаривать с ним. С моим мальчиком все утряслось.
– В самом деле? Очень рад слышать.
– Да, он повесился сегодня утром на кухне.
– Господи!
– Да, я передал ему все, что вы мне сказали вчера, и это было настолько безнадежно, что он сдался. Это ведь лучший выход. Нас здесь слишком много. Выпьем! Вы проливаете свое виски!
– Что здесь происходит? – спросил Финнерти.
– Да я рассказывал доктору, что мой сын не счел нужным оставаться в живых и сдался сегодня утром – на шнуре от утюга.
Пол закрыл глаза.
– Боже мой, какой ужас!
Человек посмотрел на Пола со смесью замешательства и раздражения.
– Вот тебе и раз, и какого только черта я делаю это? Выпейте, доктор, и возьмите себя в руки. У меня нет сына и вообще никогда не было. – Он потряс руку Пола. – Вы слышите меня? Это я так просто.
– Тогда почему бы мне не расколоть вашу дурацкую башку? – сказал Пол, приподымаясь с места.
– Потому что ты уже засел здесь как клин, – сказал Финнерти, толкая его обратно на место. Он придвинул к ним стаканы.
– Простите, – сказал человек в очках Полу. – Мне просто хотелось поглядеть, как работают мозги у сверхчеловеков. Каков показатель вашего интеллекта, доктор?
– Это есть в списках. Почему бы вам не сходить и не поглядеть?
Да, это действительно было в списках. Показатель интеллекта каждого, измеренный Национальными Стандартными Всеобщими Классификационными Испытаниями, вывешивался публично в Илиуме – в полицейском участке.
– Ну что ж, продолжайте, – кисло сказал Пол, – поэкспериментируйте надо мной еще немного. Мне это страшно нравится.
– Вы выбрали неудачное подопытное животное, если собираетесь узнать, что представляют собой те, что по ту сторону реки, – сказал Финнерти. – Это странный парень.
– Вы ведь тоже инженер?
– Был, пока не ушел.
Человек изумился.
– А знаете, это ведь проливает свет на многое, если только вы меня не разыгрываете. Значит, имеются и недовольные, так?
– Пока мы знаем двух, – сказал Финнерти.
– А знаете ли, я в некотором роде предпочел бы не встречать вас. Намного спокойнее думать об оппозиции как об одноликой и абсолютно неправой массе. А теперь мне придется засорять свое мышление исключениями.
– А к кому же вы самого себя причисляете? – спросил Пол. – Надгосударственный Сократ, что ли?
– Фамилия – Лэшер, преподобный Джеймс Дж. Лэшер, Р-127 и ОН-55. Священник из Корпуса Реконструкций и Ремонта.
– Первый номер – номер протестантского проповедника. А что означает второй, этот «ОН»? – спросил Финнерти.
– Общественные Науки, – сказал Лэшер. – Цифра 55 обозначает магистр антропологии.
– А что делать антропологу в наши дни? – спросил Пол.
– То же самое, что делает и сверхкомплектный проповедник, – он становится общественным деятелем, скучным человеком или чудаком,
