Роберт Хайнлайн - Дверь в лето

Мне пришлось признать, что «Тедди» отличается от «Салли». Он был лучше «Салли»: он умел делать больше, а некоторые узлы оказались проще. Основной принцип конструкции был тот же, но это естественно: любое устройство, созданное на ячейках Торсена и раньше «Салли», но с той же целью, должно было базироваться на тех же принципах, что я заложил в свою «Салли».

Я представил, что это я создаю такую машину… как будто это улучшенная модель «Салли». Мне ведь как-то приходила в голову такая мысль — создать «Салли» без этих бытовых ограничений, свойственных ей изначально.

Наконец я добрался до последней страницы и нашел имя изобретателя.

Я сразу узнал его: это был Д. Б. Дэвис.

Медленно и фальшиво насвистывая «Сейнт-Луи Блюз», я тупо глядел на свою фамилию на последней странице патента. Значит, Белла опять солгала. Интересно, подумал я, сказала ли она мне за всю нашу недолгую историю хоть слово правды? Конечно, Белла была патологической лгуньей, но я читал, что у патологических лгунов обычно есть какой-то стереотип: они начинают, отталкиваясь от правды, но затем приукрашивают ее, а не выдумывают что-то от начала до конца. Значит, мою модель «Салли» не украли, а отдали другому инженеру, который «пригладил» конструкцию, а потом подали заявку на изобретение на мое имя.

Но ведь сделка с «Манникс» не прошла. В этом я был уверен, так как знал это из архивов фирмы. Да, но Белла сказала, что они не смогли выпускать «Салли», как собирались, и сделка расстроилась из-за этого.

Может, Майлс припрятал «Салли» для себя, а Белле сказал, что ее украли? (То есть не украли, а… «переукрали»?)

Но тогда… Я плюнул и перестал гадать. Это было явно безнадежное дело; еще более безнадежное, чем поиски Рики. Да я быстрее смогу устроиться в «Аладдин» на работу, чем разберусь, как к ним попали исходные патенты и кому от этого какая выгода. Дело это явно нестоящее: сроки действия патентов истекли, Майлс умер, а Белла, если и погрела на этом руки, выручив доллар-другой, то давно уже просадила их. Я удовлетворился единственным важным для себя обстоятельством, которое и требовалось доказать: изобретателем оказался я сам. Моей профессиональной гордости это льстило, а деньги — да кто о них беспокоится, если три раза в день на еду хватает?

Так что я перешел к второму патенту — № 4 307 910, на первого «Чертежника Дэна». Чертежи были — загляденье. Я и сам бы их не сумел сделать лучше. Ей-богу, тот парень оказался молодцом. Я поразился, увидев, как экономно были сделаны связи, и как число цепей осталось прежним, а вот количество движущихся частей сведено к минимуму.

Он даже применил клавиатуру от электрической пишущей машинки, а в чертежах указал ссылки на соответствующие патенты Ай-Би-Эм. Вот это умно. Это — класс: никогда не изобретай то, что можно купить на каждом углу.

Мне стало интересно, кто этот башковитый малый, и я заглянул на последнюю страницу.

Оказалось, это некий Д. Б. Дэвис.

Очень нескоро, но я все же позвонил доктору Альбрехту. Его разыскали, и я назвался — у меня в конторе не было видеотелефона.

— А я узнал голос, — ответил он. — Привет, старина. Как у тебя там дела с новой работой?

— Да ничего, недурно. Стать совладельцем фирмы, правда, пока не предлагают.

— Ну, дай им подумать. Они вот так, сразу, не могут. А в остальном все в порядке? В жизнь вписался?

— Ну, еще бы! Если бы я знал, как здесь — то есть «сейчас» — здорово, я бы купил себе Холодный Сон раньше. Я бы теперь ни за какие деньги не согласился вернуться в тысяча девятьсот семидесятый.

— Да ладно, брось! Я это время прекрасно помню. Я тогда был мальчишкой, жил в Небраске, на ферме. Ловил рыбу, охотился. Хорошо тогда было. Лучше, чем теперь.

— Ну, каждому свое. Мне тут нравится. Но… Док, я тут звоню не просто, чтобы пофилософствовать. У меня назрела одна проблема. Небольшая проблема.

— Ну, выкладывай. Небольшая — это хорошо: у большинства тут возникают большие проблемы.

— Док, может Долгий Сон вызывать амнезию?

Он помедлил с ответом.

— Вообще-то, наверное, возможно. Лично я таких случаев не видел. Я имею в виду, без каких-то иных причин.

— А какие причины вызывают потерю памяти?

— Да разные. Самая частая — подсознательное желание самого пациента. Он забывает последовательность событий либо меняет их местами, потому что сами события для него непереносимы. Это — функциональная амнезия в чистом виде. Потом есть еще традиционный удар по голове — амнезия вследствие травмы. Еще может быть амнезия от внушения: либо под воздействием психотропных препаратов, либо под гипнозом. А в чем дело, старина? Забыл, куда засунул чековую книжку?

— Да нет. Насколько я знаю, с чековой книжкой у меня все в порядке. Но я никак не разберусь с некоторыми вещами, случившимися до того, как я завалился в Сон… и это меня беспокоит.

— Хм… а из тех причин, что я перечислил, что-нибудь подходит?

— Да, — медленно сказал я. — Любая подходит, кроме разве что удара по голове. Да и это могло случиться, когда я был пьян.

— Я еще забыл упомянуть, — сухо сказал он, — о потере памяти под воздействием алкоголя. Слушай-ка, сынок, давай приезжай ко мне, обсудим это дело. А если я не смогу разобраться, что с тобою (я ведь не психиатр), то отправлю тебя к гипноаналитику, который очистит твою память, как луковицу, и скажет тебе все, даже почему ты опоздал в школу четвертого февраля, когда учился во втором классе. Но это довольно дорого, так что давай вначале я сам попробую.

Я сказал:

— Док, я и так столько надоедал вам… А насчет вознаграждения вы человек щепетильный.

— Сынок, мои больные — это моя семья. Другой у меня нет. Поэтому вы все меня очень интересуете.

Я еле отделался от приглашения, сказав, что позвоню в начале следующей недели, если до тех пор не разберусь сам. Я решил еще подумать над этим.

Большинство кабинетов уже опустело. У меня горел свет. Заглянула «Золушка»-уборщица, «увидела», что помещение занято, и молча выкатилась вон. Я остался сидеть.

Через некоторое время в дверь просунулась голова Чака Фриденберга.

— А я думал, ты давно ушел. Вставай, дома доспишь.

Я поднял голову.

— Чак, есть идея. Давай купим бочку пива и две соломинки.

Он подумал.

— А что… Сегодня пятница. А по понедельникам я люблю, чтобы голова немножко гудела: помогает вспомнить, какой день недели на календаре.

— Решено и подписано. Подожди секунду: мне надо кое-что упихать в портфель.

Мы зашли выпить пива, потом в другой бар — поесть. Потом опять попили пива в одном баре с хорошей музыкой и перебрались в другой, уже без всякой музыки, где в кабинках была шумопоглощающая обивка, и нас не трогали, только надо было раз в час что-нибудь заказывать. Мы смогли поговорить. Я показал Чаку оттиски патентов.

Чак внимательно рассмотрел прототип «Трудяги Тедди».

— Это работа, Дэн! Я тобой горжусь, парень. Дашь автограф?

— Лучше посмотри на этот. — Я протянул ему патент на чертежную машину.

— В некотором смысле этот даже лучше. Дэн, ты отдаешь себе отчет в том, что, вероятно, оказал большее влияние на современный уровень развития техники, чем, скажем, в свое время Эдисон? Ты это понимаешь, парень?

— Брось, Чак. Это все серьезно. — Я ткнул пальцем в кучу ксерокопий на столе перед нами. — О'кей, одна из этих машин — моя работа. Но я никак не могу быть автором второй — если, конечно, я не перепутал все на свете насчет своей жизни до того, как я завалился и эту спячку. Если я не страдаю амнезией.

— Ты твердишь это уже двадцать минут. Но, по-моему, у тебя в голове нет никаких коротких замыканий. Ты сумасшедший не больше, чем вообще требуется, чтобы стать инженером.

Я стукнул кулаком по столу, звякнули кружки.

— Я должен знать!

— А ну спокойнее. Что ты собираешься предпринять?

— Что? — Я задумался. — Собираюсь заплатить психиатру, пусть выкопает ответ из моей башки.

Он вздохнул.

— Этого я и ожидал. Ну, давай предположим, что ты заплатишь этому мозгокруту и он скажет, что память у тебя в порядке и что все реле разомкнуты. Что тогда?

— Но этого не может быть!

— Вот и Колумбу то же самое говорили… Ты даже не упомянул самого простого и наиболее вероятного объяснения.

— Какого?

Не ответив, он поманил официанта и велел принести телефонный справочник города и пригородов. Я спросил:

— Что, карету мне вызвать решил?

— Нет еще, — он пролистнул страницы в толстенной книге, остановился и сказал: — Глянь-ка сюда.

Я глянул. Он держал палец на колонке «Дэвис». Колонок было много, и в каждой были сплошь одни Дэвисы. Но в той, куда он показывал, была дюжина Д. Б. Дэвисов — от Дабни Дэвиса до Дункана Дэвиса.

Было там и три Дэниэла Б. Дэвиса. Один из них — я.

— Это из семи миллионов людей. Хочешь прикинуть, сколько наберется из двухсот пятидесяти миллионов?