Александр Зорич - Время — московское!
— Далеко продвинулся? Нет, не далеко! Я еще в пути! Мне осталось идти триста сорок три дня, хотя ноги мои уже потеряли силы… — Качхид, иллюстрируя свои слова, опустил лапки, сгорбился и словно бы привял. Его мордочка приобрела розово-серый цвет, свидетельствуя о досаде.
— Но я уверена, что ты дойдешь! И найдешь свою Скрытую Качу! — заверила сирха Полина.
— Я тоже в этом уверен! Иначе я не пришел бы к вам слушать музыку! — Сирх на глазах приободрился. — И я послушал бы ее! Но та штука, где прячется твоя музыка, оказалась дохлой, как дварв, выброшенный волной на берег!
— Ты хочешь сказать, что ты был на биостанции? — переспросила ошарашенная Полина. — На «Лазурном берегу»?
— Я был там! Но тебя и твоего друга-бесцветика там не нашел. Музыки тоже. Музыка умерла…
— А как же… однолицые бесцветики? — продолжала расспросы Полина. Однолицыми бесцветиками сирх величал клонов потому, что, на взгляд сирха, солдаты-демы были практически неразличимы. — Разве они разрешают заходить в мой дом? Они не мешали тебе искать музыку?
— Там не было однолицых бесцветиков! Там было пусто и мокро. Как будто дварвы съели всех!
— То есть ты хочешь сказать, что на биостанции и сейчас нет ни одного бесцветика? Вообще ни одного?
— Раньше ты думала быстрее, добрая Полина, — сказал Качхид с досадой. — Сама реши, почему именно в твоем доме должны быть однолицые бесцветики, когда их нет уже нигде?
— Как это — «нигде»?
— Остались только бесцветики в вашей далекой деревне…
— Вайсберг?
— Да. Но это — хорошие бесцветики! — объяснил Качхид.
— А куда же делись однолицые бесцветики? Их уничтожили другие бесцветики? Со звезд?
— Я не знаю точно. Я был вдали от скверны, искал Скрытую Качу… Но я знаю — был барарум! И еще много раз барарум-рарум! Огонь среди воды! Очень красиво! А потом однолицые бесцветики пропали. Мой народ радуется и ест качу!
Полина повернула к Эстерсону свое чумазое лицо и прошептала:
— Роло, по-моему, клоны того… пропали! По крайней мере на нашей станции их уже нет!
— Ты уверена?
— Не уверена… Качхид, конечно, изрядный фантазер… Но не до такой же степени!
— Сейчас я возьму бинокль и все узнаю! — Эстерсон бросился к берегу проверять.
Через два часа он возвратился к землянке. Его распирало ликование. Он как следует осмотрел окрестности с верхушки самого высокого опура в округе. И не обнаружил ни одной клонской машины. Ни одного клона. Даже конкордианский флаг, гордо реявший на биостанции «Лазурный берег» всю зиму, был приспущен. Неужели войне конец?!
— Пока шел дождь, мы пропустили самое интересное, — сообщил Эстерсон. — Похоже, клоны действительно исчезли. Можно возвращаться!
— Тогда идемте же! Скорее! — Полина по-девчачьи подпрыгнула на месте. Ее глаза сияли. Куда только подевалась вчерашняя мрачная мегера!
— Мы идем слушать музыку, Качхид! Мы идем домой! Пока Полина, восторженно вскрикивая, собирала их жалкие пожитки, а Качхид рассуждал о коварстве и жадности однолицых бесцветиков, призывая на их головы всевозможные кары («пожри их дварв!», «придави их гора!», «пусть дварвы катают их головы по дну моря!»), Эстерсон был поглощен более насущными рассуждениями. А именно: поместятся ли Качхид и Беатриче в скаф вместе с ними или же придется совершить для них персональный рейс? А еще он думал о том, что в подвале биостанции наверняка уцелела пыльная бутылка бургундского, пьяной горечью которого они с Полиной отпразднуют свое возвращение в тревожный мир людей.
Глава 7
Два Пушкина
Март, 2622 г.
Город Полковников
Планета С-801-7, система С-801
— Ну вот, бриллиантовая моя. Теперь ты почти свободна, — сказала Тане медсестра Галина Марковна, целеустремленная грудастая женщина лет пятидесяти. Она открыла дверь возле окошка регистратуры и передала Тане пластиковый кулек с ее немногочисленными, на совесть простерилизованными вещами.
С кулька улыбался румяный снеговик с ведром на голове и морковью вместо носа. На переднем плане поблескивали розовым глиттером елочные шары. Внизу извивалась псевдорукописная надпись «С Новым годом!».
Когда-то в этом, чудом пережившем все катастрофы, кульке лежал свитер из некрашеной шерсти мафлингов — его прислали Тане родители. В качестве подарка на Новый, 2622 год. И теперь Тане казалось, что этот Новый год (который они встретили на базе Альта-Кемадо) остался где-то в прошлой жизни. А 23 февраля и 8 марта она вообще не праздновала. Что называется, «обстановка не располагала».
— Спасибо, — пробормотала Таня и зачем-то открыла кулек. Там лежали: синие бермуды Оленьки Белой с заплатой на самом заду (оттого-то покойница и оставила их на планетолете, что порвала и носить больше не собиралась), телесного цвета хлопчатобумажные трусики (собственность Тани), футболка с надписью «Пахтакор — чемпион» (это Нарзоева), кроссовки и голубая «снежинка» Эль-Сида. Рассматривая затесавшиеся в компанию мужские носки сорок пятого размера (следствие военной неразберихи), Таня побрела к выходу из госпиталя. Снаружи тянуло холодом, чужбиной. В просторном застекленном холле курили солдаты в длиннополых шинелях.
— Голубушка моя, ты куда это? — строго спросила медсестра у нее за спиной.
Таня медленно обернулась.
— Но вы же сказали, что я свободна?
— Я сказала «почти свободна», яхонтовая моя. Да хоть сама подумай, куда же ты пойдешь вот так, без кислородной маски, в тапочках и пижаме? На улице-то минус семнадцать!
— Да? Об этом я как-то не подумала.
— А надо было, — укоризненно сказала Галина Марковна. — А о документах ты подумала, золотая моя?
— Нет, не подумала. А что, нужны… какие-то документы?
— Господи, твоя воля! — Медсестра всплеснула руками и артистично закатила глаза. — Да ты что, золотая моя, с Большого Мурома к нам прибыла, что ли?
— Да нет… С Земли… То есть с Екатерины… Хотя нет, прилетела-то я непосредственно с планеты Вешняя. Если выражаться академически добросовестно…
Упоминание «академической добросовестности» насторожило Галину Марковну. Медсестра посмотрела на Таню тяжелым взглядом закоренелого реалиста и изрекла — как бы в сторону:
— По-моему, с успокоительным они переборщили. У девчонки полная дезориентация!
Хотя Таня и впрямь была не в себе, она поняла, что «они» — это доктора, а «девчонка» — это она сама. Таня почувствовала себя неуютно — кому понравится, когда тебя считают невменяемой?
— А какие документы нужны?
— Те, которые я тебе сейчас выписываю, сладенькая моя… Вот карточка на питание в общей гражданской столовой. Запрос на восстановление удостоверения личности… Это — медицинская карта с отметкой о выписке из карантина… Еще направление на проживание… куда же… Господи, все занято… ладно, определяю тебя на «Велико Тырново», как родную… А еще я тебя записываю в очередь на эвакуацию в глубокий тыл, красавица моя… Только ты особенно-то не рассчитывай, недели на две вперед уже все занято… И еще неизвестно, как все дальше обернется… А это тебе билеты… билетики… В качестве поощрения… Чтобы быстрее поправлялась… Четвертый ряд балкона! Хорошие места!
— Какого балкона? Какие… билеты?
— Как это «какие»? — Галина Марковна подняла удивленные глаза на Таню. Они были огромными, как у перепуганной совы.
Таня сразу поняла, что снова сморозила что-то не то. И принялась оправдываться:
— Понимаете, я же месяц пролежала в одиночном боксе. Половину времени — без сознания. Потому что под интенсивной терапией. Химической.
— Ты что, визор там у себя в боксе не смотрела? Канал «Победа»? Или хоть «Первый»?
— Н-нет, я его вообще… не очень-то… смотрю…
— Тогда понятно, — со снисходительным вздохом резюмировала Галина Марковна. И пояснила: — К нам артисты прилетели. С Земли. Труппа Ричарда Пушкина, Симферопольский театр музкомедии! Небось слышала про такую? — поинтересовалась медсестра с прищуром бывалой театралки. — Привезли они не что-нибудь, а мюзикл «С легким паром!».
— Мой любимый!
— Да ведь и мой, яхонтовая моя! Думали играть специально для солдат и офицеров. Но чтобы поднять дух эвакуированных, в штабе военфлота решили, что часть билетов выделят больным и раненым гражданским. Бесплатно! — В глазах медсестры засияла гордость. За родной военфлот. За музкомедию.
— А когда этот спектакль?
— Завтра, яхонтовая моя, — проворковала медсестра. Зажужжал планшет и на стол перед Галиной Марковной выползла многосоставная ламинированная «гармошка» с Таниными документами.
— А что, моим товарищам — ну, тем, с которыми я сюда прибыла, — им тоже такие билеты положены?
— Почем мне знать?.. — недовольно проворчала медсестра. — Может, они вообще уже выписались и на Землю улетели.
