Александр Зорич - Пилот на войне

Александр Зорич, Клим Жуков

ПИЛОТ НА ВОЙНЕ

Часть 1

Глава 1

ДЕБЮТ «ДЮРАНДАЛЯ»

Январь, 2622 г.

Город Полковников

Планета С-801-7 (код «Ямал»), система С-801

Профессор А. Т. Штерн: Да, вы не ослышались, именно это я и сказал: джипсы — не более чем высокоорганизованные насекомые.

Капитан I ранга М. Л. Яхнин: Вас не было на Наотаре…

Штерн: Отнюдь, я там был.

Яхнин: Вы отлично понимаете, о чем я. Так вот, если бы вы там были, если бы видели тех «насекомых», когда они жгли нас из рентгеновских лучеметов…

Штерн: При всем уважении к вам, товарищ, вашей компетенции явно недостаточно даже для того, чтобы отличить представителя отряда Coleoptera от Strepsiptera, о чем тут еще можно говорить?!

Яхнин: Тут еще можно говорить о том, что, при всем уважении, я набью вам морду!

Ну, что же дальше, а? (Мой любимый вопрос.)

А дальше был Город Полковников. Также известный, как Город Трех Звезд. Холодный, но гостеприимный.

Кислородная маска на лице, парка на теле и унты на ногах — иначе можно себе что-нибудь отморозить. Право, под куполами Кастель Рохас было уютнее. Но там я был в гостях, а в Городе Трех Звезд — дома. Очень ценное ощущение!

Если смотреть сверху, наша цитадель дальнего внеземелья до боли напоминала Крепость Керсасп на Паркиде, откуда крылья судьбы вынесли меня до самого Восемьсот Первого парсека.

Насмотрелся я на Город Полковников от души, пока транспортная «Андромеда» нарезала круги перед посадкой на космодром Глетчерный. В те часы ваш покорный слуга пребывал в сильно измененном состоянии сознания. Только что я покинул нашу каюту на «Дзуйхо»…

Кажется, я сказал «нашу»? Оговорился…

Мою каюту. Теперь мою. Вдоль противоположной переборки вытянулась койка с небрежно смятым бельем, которое все еще хранило очертания тела Комачо Сантуша. Откидной столик. На нем — его планшет ужасно модной гражданской модели, заряженный музыкой, синема, фотографиями флуггеров и девчонок. Рядом две плитки жевательного табаку и манерка с табаком нюхательным. Вокруг — куча крошек той самой никотиновой смеси, что постоянно просыпал Сантуш в местах обитания.

Грезилось, что вот сейчас зашипит пневмоприводом дверь, войдет Сантуш и скажет:

— Не смотри на меня так! Сейчас я все уберу. Ладно, и пол подмету! Кстати, хочешь табачку занюхать?

А я привычно пошлю его куда подальше.

Не войдет. И не пошлю. Мой друг теперь, наверное, в том секторе рая, куда отбывают на побывку истребители.

Итак, «Андромеда» зарулила на стоянку и замерла. К нам обратился по трансляции пилот:

— Товарищи, мы прибыли на космодром Глетчерный. Всем новеньким напоминаю: не забываем кислородные маски! Тут не курорт, содержание кислорода в три раза ниже нормы!

Маской я озаботился еще тогда, когда «Андромеда» отваливала от борта «Дзуйхо» на орбите.

Предписание на коммуникатор пришло еще раньше, так что, сойдя на ледяной бетон Глетчерного, я не терял ни минуты.

Сектор 14, подуровень 7, помещение 25. Именно здесь временно обитал штаб 19-го ОАКР — девятнадцатого отдельного авиакрыла — приписанного к тяжелому авианосцу «Три Святителя». Наш полуторакилометровый красавец прятался неподалеку в циклопическом закрытом капонире (одном из крупнейших сооружений военного назначения, заметим, когда-либо построенным людьми). Люксоген в него заливали и флуггерное топливо.

Я зашел в узкий коридор, подивился подволоку, который давил тоннами бетона практически на макушку. Ага, вот каюта, а на двери табличка: «Комкрыла-19».

Табличка свежераспечатанная. Ну оно понятно, начальство здесь обретается не на постоянной основе.

Кстати, кто у нас командир?

Тройной стук. «Да-да, войдите» — с той стороны. Дверь отъезжает в сторону.

— По вашему предписанию лейтенант Румянцев явился для прохождения службы!

— Вольно. Присаживайтесь.

За столом сидит Владислав Аркадьевич Шубин, ходивший с нами на лазеры джипсов в прошлом, но уже таком далеком 2621 году. Только погоны сияют теперь звездами эскадр-капитана, а ведь был каперангом!

— Прочитал ваше личное дело, товарищ лейтенант. — Шубин машинально отмахивает ладонью какие-то страницы, что светятся официальной зеленью на его рамочном планшете. — Приказ на ваше зачисление получен. Рекомендации хорошие. Более чем. Да ведь я вас и сам помню. Вы же были в пополнении из кадетов? Тогда, на Наотаре?

— Так точно, товарищ эскадр-капитан!

— Да расслабьтесь вы, Румянцев. Сидите тут, как шпагу проглотили… Я же сказал: «вольно». И давайте уже без чинов.

— Слушаюсь, товарищ эскадр-капитан… то есть Владислав Аркадьевич!

— Меня вот что волнует: вы, Румянцев, схлопотали трибунал по факту своих выступлений на Наотаре… Кстати, за Яхнина вам отдельное спасибо лично от меня… Не знаю как, но, судя по девственному личному делу, вы умудрились искупить. Ведь ни записи, ничего! Мир пилотов тесный, я навел о вас справки на «Дзуйхо». Все молчат, словно аквариумные рыбки. Могу предположить, что дело вам подправили в ГАБ или разведке… Ни слова! Это меня не касается. А касается вот что…

Он откинулся в кресле, нестандартном, явно позаимствованном из пассажирского модуля какой-то «Кассиопеи», снял фуражку, сцепил руки за головой.

— Я в своем подразделении не терплю любимчиков, примадонн, маменькиных и папенькиных сынков, звезд первой величины и так далее. Если вы собрались служить на «Святителях», учтите: мы — команда! Никаких фокусов вроде того, что вы выкинули во время Наотарского инцидента! Приказы должны исполняться четко и в срок. Усвоили?

Я усвоил.

— Далее. Тут про вас написано много всякого. Интересно вот что: «Имеет опыт боевого применения истребителя „Дюрандаль“». — Он поднял глаза от планшета. — Это правда?

— Правда, — кивнул я.

— Впечатлен. Во всем флоте, насколько я знаю, по сути никто не имеет с этой диковиной даже элементарного пилотажного опыта — не то что боевого! «Дюрандали» только сейчас начали поступать в действующие части.

— Я участвовал в тестовой программе «Дюрандаля» под руководством пилота-испытателя Фернандо Гомеза во время работы на концерн «Дитерхази и Родригес». Каковой концерн и является производителем машины. Испытания проходили в Тремезианском поясе, где мы были атакованы группой флуггеров незаконного вооруженного формирования «Синдикат TRIX». Этим боевой опыт исчерпывается.

Шубин рассмеялся, и мне почудились нотки зависти.

— Скромность — не всегда хорошо! Неужто требуется пояснять, что один реальный бой заменяет двадцать учебных? Вы сейчас самый опытный пилот… В составе моего авиакрыла — точно.

— Спасибо.

— Не за что. Кстати, этот ваш Гомез сейчас приписан к «Трем Святителям». Он пилот-инструктор. Нам передали дюжину «Дюрандалей» для восполнения убыли матчасти. Как вы понимаете, в одиночку Гомез с обучением не справится… Вот вам боевое задание на ближайшие пять дней: поступаете в эскадрилью И-03 и занимаетесь подготовкой личного состава. Пройдете медкомиссию. А завтра приступаете к учебе.

— И-03?! — Я не мог поверить своему счастью. — А Бердник, Григорий Алексеевич…

— Жив Григорий, жив! Не бледней! Будешь у него воевать! — Шубин неожиданно перешел на «ты».

Рад я был за Бердника, очень. Но меня посетила нехорошая мысль, которую я и озвучил.

— Но почему пять дней? За пять дней освоить машину, даже «Дюрандаль», невозможно!

— Командование говорит: надо освоить. Это раз, — отрезал Шубин и подтвердил слова рубящим движением ладони. — Два: уже двое суток ребята работают на «Дюрандалях», так что ты получишь не вполне сырой материал. Три: на 25 января назначен боевой выход. Детали узнаешь у Бердника. Он сейчас на орбите — эскадрилью слетывает. Встретитесь вечером. Но сперва — медкомиссия. Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было. Я раскланялся и ушел. Надо было освоить талоны на питание, получить парадную форму, офицерский меч и заселиться в казарму. Ну а на 17.00 по местному времени был назначен медосмотр.

С медициной вышло куда как нехорошо. Но обо всем по порядку.

Осматриваться предстояло на «Трех Святителях».

Тяжелый авианосец… Только зайдя в подземный капонир, я смог оценить его реальную мощь. В космосе он кажется не таким представительным — размеры здорово скрадывает скорость истребителя и всякие аберрации масштаба из-за фонового присутствия планет и подобных объектов колоссальной величины.

Но здесь!

Я обозревал кормовые дюзы, пропахшие горелым хризолином, и были они размером с маленький небоскреб. Плетение ажурных ферм посадочных опор — исполинские сталактиты под брюхом, свисающие с высоты двадцатиэтажного дома. Над головой чернеет выступ внешней посадочной палубы, и в ее тени можно спрятать полк пехоты. Также видны ближайшие бортовые надстройки — испаритель радиатора и цитадель из трех спонсонов для башен с лазерпушками противокосмической обороны.