Ирина Ванка - Секториум

— Сириус имел способность управлять слэпом, — напомнила я. — Он просто подошел к лототрону и пригляделся к куче.

— А архив? Он же вам сразу сказал, что происходит в монастыре, и оказался прав, — тут она запнулась, потому что сообразила: человек, управляющий слэпом на расстоянии, может выдавать себя за волшебника и ясновидца.

— Я много раз выходила в ливень, — сказала Ксю и взяла зонт в руки. — Очень много раз, но вы мне все равно не поверите.

«Если мы вернемся в Галактику целые и невредимые, — думала я, — все это не будет иметь значения. Наступит счастье, о котором никто не мечтал. Когда мы вернемся, все в моей жизни будет иначе. Я отпущу на волю Джона, который из-за меня вынужден отказываться от удовольствий, необходимых молодому человеку его возраста; я перестану ругать Имо и разрешу Ксю поселиться в моем компьютере, потому что Миша выгнал ее из своего. Я попрошу прощения у Адама, которому нахамила перед отъездом вместо того, чтобы объяснить, куда я еду и когда вернусь. Я буду заботиться о Сириусе, потому что никто, кроме меня, не верит в то, что он живой человек».

— Мне кажется, что его слэп сейчас здесь, — сказала Ксюша. — Такое может быть?

— Надо спросить у Джона. Он умеет объяснять научно любую мистику.

— А какая максимальная дистанция удаления слэпа?

— Об этом тоже лучше спросить у Джона.

— Он здесь. Я знаю это.

— Ты слишком часто о нем думаешь.

— Я здесь ни при чем. Просто он рядом. Так же как вы, сидит и слушает наши разговоры. Сейчас вы уйдете, и я буду говорить с ним.

— Ты формируешь ложный слэп, который тебе же мешает.

Ксюха обиделась. Теперь я знала наверняка, что если вернусь из экспедиции, то первым делом пойду на разговор с Вегой, и, что бы он ни сказал, больше никогда не стану обвинять его в трусости. Я скажу ему, что все, что он делал на Земле, он делал правильно и вел себя гораздо более достойно, чем мы, аборигены, заслуживали. Вот тебе раз! Почему я стала рассуждать о нас в прошедшем времени? Мы еще не достигли цели, мы не знаем, насколько она опасна, а Вега знал. Он боялся за нас раньше, чем мы начинали видеть эту самую опасность с близкого расстояния. Потому что мы, в отличие от него, слепы. А тот, кто слеп, не может решать за себя.

— Джон, — попросила я, — поговори с Ксюшей о Сириусе. Она не понимает, где ложные, а где реальные ощущения. — Джон удивленно посмотрел на меня. — Объясни ей, как формируются фальшивые слэпы. Объясни ей что-нибудь про влюбленность, чтобы она понимала, что с ней происходит.

— А надо ли?

— Надо, потому что девчонка страдает по нему до сих пор. А страдания, которые не приносят облегчения, есть фальшивые страдания.

— Сириуса цитируешь? — улыбнулся Джон.

— Все! Разговор окончен. Миша! — обратилась я к самому занятому члену экипажа.

— Подожди, — донесся голос из запертого сегмента.

— Нам надо собраться вместе и поговорить…

— Потом.

— Когда? Миша, так дальше продолжаться не может!

— Подожди! — повторил голос.

— Нам надо собираться вместе хотя бы на час в день.

— Ты мне мешаешь.

Не знаю, спал ли он хотя бы час в сутки. Он вел себя так, словно до окончания работы ему не хватало вечных пяти минут. Словно комиссия ждала его на защиту, а он не мог закончить последнюю формулу в диссертации. Он выбегал из сегмента порыться в аптечке, выпивал допинг, опять запирался. К нему войти имел право только Имо и только потому, что не спрашивал разрешения.

— Что он там делает? — поинтересовалась я однажды.

— Работает, — ответил Имо. — Что же еще?

«Если мы вернемся на Блазу, — думала я, — займусь серьезной наукой. У сигов есть методика обучения самых глупых студентов, если это нужно. Мне позарез надо было понять, что делает Миша за компьютером. Конечно, на учебу уйдут все мои сбережения, но если Адам меня простит, для него это сущая мелочь. Он обязательно простит, потому что с момента возвращения и до конца своих дней я буду являть собой образец добродетели. И еще, когда я вернусь, обязательно разыщу Хабу, но не стану рассказывать ему о проблемах. Скажу ему то, что никогда не говорила, но часто слышала от него: что рада его видеть, что скучала, что он классный парень и я горжусь тем, что жизнь свела нас в одной компании, таких разных и несуразных. Потом я явлюсь на работу и продемонстрирую бэтам еще одно человеческое свойство, о котором они не подозревали. Я скажу, что люблю их, что они подарили мне вторую жизнь на чужой планете, и я счастлива с ними работать. Представляю, как они удивятся».

— Идите сюда! — донеслось из запертого сегмента.

Занавес исчез. Этого призыва экипаж ждал ежедневно, ежеминутно, и, как только он прозвучал, тишина воцарилась на палубе.

— Идите сюда, сказал! — повторил Мишин сердитый голос. — Приехали!

— Это шутка? — спросил Джон, когда увидел в поле экрана «белую планету».

— Или старая запись? — предположила я.

Ближе всех к истине оказалась Ксюша:

— Это та самая?.. Вы здесь уже были?

Борисыч почесал бороду и не ответил.

— Борисыч, — настаивала она. — Это та самая или не та самая?

Миша показал пульт управления, взмокший в его ладони. Кнопка хода погасла.

— Если это чья-то шутка, убью! — сказал он, и все посмотрели на Имо.

Имо не шутил. Он честно передал управление Мише. Изображение поступало с внешних трансляторов. За последние четыре года оно не изменилось.

— Так, — сказал Миша. — Что-то я не наблюдаю контакта. Что-то я не заметил ковровых дорожек и пионеров с цветами.

Имо пошел к трапу.

— Куда? — Миша выпрыгнул вслед за ним. — Без меня с корабля ни шагу!

Они оба влезли в капсулу, следом за ними вошла я, за мной, ни слова не говоря, Ксюха… уперлась руками в дверь, чтобы ее не выставили.

— Борисыч, я здесь без тебя не останусь!

Миша вынес ее в коридор на себе, но она увернулась, и снова оказалась в капсуле.

— Прекратите! Успокойтесь вы оба! — попросила я. — Никто не уйдет с корабля, пока мы не успокоимся, и все не обсудим…

— Мертвая зона! — закричал Миша. — Чего ее обсуждать? Мне надоело! Хватит! — он потащил Ксюху из трапа за шиворот, но на его пути оказался Джон, похоже, единственный, кто сохранил трезвый рассудок.

— Никто никуда не уйдет с борта, — сообщил он с редким для себя самообладанием. — С этого борта никто никуда не уйдет, потому что трап не работает.

Действительно. Только теперь все заметили, что не вышла ни одна панель. Никто из решительно настроенных членов экспедиции не смог выйти за борт, не сработал даже выход в багажник, в котором хранился «Марсион» — единственное транспортное средство, способное встать на грунт «белой планеты».