Ирина Ванка - Секториум

Экипаж сбежался в его сегмент.

— Что я говорил? — с гордостью произнес Миша и положил пульт. — Угадайте, какой год на корабельном хронометре?

Мы посмотрели на свои часы. Они стояли. Не работал компьютер, он вел себя так, словно оказался за пределом скоростей. Не исключено, что так оно и было: машина занималась сама собой, перенастраивала себя заново каждую секунду.

— Сюда смотрите, — командовал Миша. — Время нашего прибытия в Андромеду! Начало прошлой экспедиции! Мы вне реального времени, господа! Мы редуктивные информалы! — сказал он, и сам не поверил сказанному. — Вообще-то я ожидал, что все будет не так.

— А как? — спросила Ксюша.

— По идее, здесь должны бегать наши собственные привидения. Эх, — досадовал он, — хотел сделать сюрприз.

— Может быть, вы еще не зашли на корабль, — предположила Ксюша. — Какого числа вы прибыли? — спросила она и взяла Мишин хронометр. — Какого числа вы зашли на борт?

Ни один хронометр на борту не работал, время отсчитывалось на глаз, пока Ксюша не догадалась поднять с пола баллон с неизрасходованной краской.

— Эта что ли выветривается через сутки?

— Эта, — подтвердили Имо и Джон.

— Ровно через сутки? — уточнила Ксения и влезла на Мишин стол. — Можно, я здесь напишу? — спросила она, и экипаж замер.

Ксюха набрызгала на стене дату нашего пришествия на корабль.

— Что? — спросила она, глядя на наши удивленные лица. — Нельзя? Она же выветрится.

Цифры растаяли. Ксюха написала следующую дату.

— Вот вам и сутки, — с гордостью заявила она.

Никто из очевидцев не рискнул остановить процесс. Наоборот, когда ей надоело, все в один голос требовали продолжать. Миша сам диктовал цифры, сутки проскакивали за десять секунд, Ксюха впервые баловалась краской, которая исчезает сама, рассуждала о ее применении в быту, а я не могла вспомнить, рассказывал ли ей кто-нибудь про календарь? После экспедиции никто не вспомнил о нем, все были заняты другими проблемами. Даже если ходили разговоры, точного месторасположения календаря Ксюха угадать не могла. Миша действительно запустил «парус», осознание этого факта заставило нас стоять два месяца, разинув рты перед его столом. Стоять, пока Мишу не осенило:

— А эту дату возьми в траурную рамку, — попросил он. — Кажется, в этот день мы уделали Сира?

— Хватит! — сказала Ксюха и кинула баллончик на пол, но Миша подал ей другой. — Давай! Время не идет, время летит!

— Отвяжись от меня! — сказала девочка, спрыгнула со стола и ушла в соседний сегмент, а я вспомнила: календарь исчез в день, когда мы потеряли Сира. Исчез навсегда, только никому из экипажа не было до этого дела. В один момент мне напомнило о нем все. Словно он присутствовал здесь, невидимой и неосязаемой переходной формой к антиматерии. Только время снесло воспоминания. Вслед за Сириусом вернулась пустота, мы пережили несколько минут мрака, прежде чем включились хронометры. На стенах появились линии эскизных набросков, очерченные плоскости стали наполняться цветом. Если приглядеться к скользящей линии, можно было увидеть тень кисточки на картине, но наших привидений на борту не было. Не было даже признаков хаоса, который мы сотворили бытом. Был повод Мише хорошенько подумать и сделать вывод, что природа времени понята им не до конца.

— Нет, ребята. Здесь что-то не то, — сказал он. — Пока я не пойму, что именно, ко мне не подходить.

С этими словами он снова отгородился от нас занавеской.

Ксюшу не стоило брать в путешествие. К счастью, мы поняли это быстро, к сожалению, поворачивать назад было поздно. В свои двадцать с небольшим ей ни чуть не удалось повзрослеть. Кроме того, она не имела психологической подготовки к перелетам. За свою бытность в Секториуме Ксюша не прокатилась даже до Лунной Базы, просто потому что в неудачное время пришла работать. Все, что нужно было сделать в космосе, Миша давно сделал. Ксюшу он учил только управлять техникой. Она не имела навыков, не имела даже теоретических понятий о том, как пережить неопределенно долгое время в закрытом пространстве, преодолевающем космические расстояния. Ее терпение кончилось в первые сутки. Тогда же она с теплотой вспоминала маму, а потом только плакала. Мы все стали ей глубоко отвратительны, и я не знала что сделать, чтобы немного ее утешить. Что бы утешило меня в ее возрасте и в ее ситуации, я тоже не знала. Разве что очень большая шоколадная конфета с орехами и нугой.

— Вы тоже думаете, что я в него влюбилась? — спросила она однажды.

О ком идет речь, я поняла, когда увидела у ее постели зонт, подаренный Сириусом, с обещанием, что дождя не будет.

— Я совершенно не влюбилась. Верите?

— Верю.

— Все вы врете. Не верите вы мне никогда. Вы только Борисычу верите. Он вам сказал, значит все… Он придумал это сам, чтобы надо мной издеваться. Я никогда ни в кого не была влюблена, тем более, в Сира. Если хотите знать, я терпеть не могу таких мужиков.

— Понимаю.

— Ничего вы не понимаете. Если я не хотела обводить дату рамкой, это еще не значит, что надо делать выводы.

— Никто и не делал…

— Вы думаете, что я сумасшедшая?

— Нет.

— Думаете. Ну и думайте себе дальше. Вы думаете, что я под его влиянием? Вы все под его влиянием больше, чем я. Вы понимаете, что мы сейчас делаем?

— Что?

— Не понимаете. Потому что вы под влиянием бессознательно, а я осознанно. Мы исполняем его мечту. Мы делаем то, о чем он мечтал, но его больше нет.

— Ксюша…

— Его нет, Ирина Александровна, научитесь, наконец, смотреть правде в глаза. Он умер в тот день, когда вы оставили его на «белой планете», а мы идем к фронам, которые нам триста лет не нужны. Они нужны были ему, а не нам. Мы продолжаем жить под его влиянием, даже когда в этом нет смысла.

Можно было бы согласиться и закончить разговор, но Ксюше после скандала становилось легче и я позволила ей продолжить:

— Выходит, фроны тоже живут под его влиянием? — спросила я. — Сириус знал, что делал. И чем кончится, тоже знал. Думаю, в том, что мы делаем, есть смысл.

— Вы ведь, как и все, считали его мошенником.

— Да, это так.

— А ведь он доверял вам.

— Не думаю…

— Я знаю, что доверял. — Ксюха надулась, собралась прекратить разговор сама, но тут ей на глаза попался зонт: — А знаете ли вы, что с этим зонтом я ни разу не попала под дождь? — спросила она и прищурилась.

— Он оставил автограф. Ты боялась, что его смоет. Признайся себе, что ты ни разу не выходила с ним в ливень…

— Если он мошенник, то как же вышло с телевизором?.. Помните телевизор в холле? Он сказал Борисычу, какой взять билет, чтобы выиграть…