Александр Щеголев - Ночь, придуманная кем-то

Это был дядя Павел. По тренировочным штанам я его и узнал. Он.

Вот не вру, я даже засмеялся, причем, так меня разобрало, что я на корточки опустился, прислонился одним боком к мусорке и трясся, трясся... Наверное, это от страха было, больше не от чего. Я не стал ждать, пока они закончат свои делишки - покинул наблюдательный пункт и взлетел по лестнице обратно. О чем-то таком интересном я думал, когда прыгал по ступенькам... Да! Думал о том, что зря дети по ночам спят. Не ложились бы спать хоть одну ночь в жизни, столько бы нового про окружающих их взрослых узнали, что сразу перестали бы им верить. Точно, как я. А если две ночи не поспать, то страшно представить, сколько всего узнать можно!

Ладно, все это не важно. Главное, что прихожая под полным контролем. А он и не подозревает, что я здесь - стоит себе спокойненько, думает о чем-то. Хорошо, когда с детства много потайных мест припасено. Как бы я без них убийство расследовал? Я всегда любил прятаться - так, чтобы быть, и одновременно не быть. Исчезнешь, затем наблюдаешь за людьми, а те ничего не замечают. Класс! Только надо стараться дышать потише, не чихать, не пукать... Так и сейчас - зарылся в нишу за старыми ватниками, которые мать из колхозов натащила, и вроде нет меня. А он... Собственно, он еще ничего этакого не делал. Просто, вернувшись с "черного хода", якобы покурив, он почему-то не к себе в комнату отправился, а подошел к телефону. Звонить, что ли? Звони, звони, тайный ты наш советник...

ДЕЙСТВИЕ N_1: КВАРТИРА

Дядя Павел стоял неподвижно. Изучал рисунок на обоях, ничего интересного не предпринимал. Наконец шевельнулся.

- Бабье! - глухо, но очень внятно пробормотал он. - Ох, бабье... тоска была в его бормотании, тоска и ярость. - Дебилу ясно, что детки ни при чем. Тварь длинношеяя. Не понимает, что Игоряша все им выложит...

Он шлепнул кулак в стену, отгородившую квартиру от лестницы. Шлепок получился добротным, качественным. Разговор с самим собой был завершен: дядя Павел помассировал пострадавшую длань, зачем-то потрогал нос, морщась. И вдруг круто развернулся, окинув подозрительным взглядом уходящую вдаль перспективу коридора. Разумеется, было пусто. Наблюдение велось совсем с другой стороны, но, к счастью, инженерское мышление такого нелепого варианта не предусмотрело.

Он снял телефонную трубку и накрутил номер.

Очевидно, там сразу отозвались, потому что едва последняя цифра ушла в подпространство, дядя Павел вогнал тихие холодные фразы в микрофон:

- Слесарь? Здравия я тебе не желаю... Йес, это Пауль. Ага! Ты думал, что меня уже упаковали, погрузили в машину и расспрашивают где-нибудь в весеннем лесу... Не думал? Они что, побоялись тебя огорчить? Ты своим студентам бюллетени выпиши, а то я им немножко испортил здоровье... Заткнись. Слушай меня внимательно, токарь. Того паренька, который тебя интересует, разыскивает милиция по подозрению в убийстве. У нас на лестнице одного непростого человека кто-то вычеркнул. Ты им на хрен не нужен, тут чистое совпадение, так что советую не нервничать и не слать больше группы захвата. Советую вам всем лечь спать...

Затем он долго молчал. Впрочем, разговор еще не кончился - дядя Павел слушал собеседника, вяло постукивая стену ребром ладони.

- У тебя в мафии что, одни дебилы? - неожиданно подал он голос. - Как тебя там... сверловщик, родной, не вешай мне свои проблемы! Я посторонний! По-сто-рон-ний! Приложи трубку к геморрою, если ухом плохо слышишь... Да откуда я знаю, зачем госбезопасности понадобился твой гнилой институт!.. Я тебя очень хорошо понял, но... Еще раз повторяю, я давно уже просто инженер. А с тем пареньком - помочь тебе хотел, кретин, по старой дружбе!.. Нет, встречаться мы больше не станем, меня свои проблемы скрутили - не вздохнуть. Будь здоров, клепальщик. Иисус воскрес.

Телефон гордо дзенькнул, принимая трубку на рычаг. Телефон был главным героем развивающегося сюжета, это ясно. Дядя Павел постоял некоторое время в задумчивости, забыв разжать пальцы, потом все-таки отпустил аппарат, ссутулился и сделал шаг, направив себя домой. Однако второй шаг не состоялся: помешал звонок. Опять! Опять входной!

- Кто еще? - застонал он громко.

Сквозь дверь ему начали что-то объяснять. Там, снаружи, колыхался раздраженный бас. Дядя Павел послушал и включил собственный баритон на полную:

- Им нужно два звонка давать, не один! Табличка есть! Чем вы смотрите?

"Нужно два звонка... - мысленно подтвердил забившийся в тряпье мальчик. - Два звонка, это нам. Дяде Павлу положено три. Тем, которые напротив нас, один..." Ему было страшно, как никогда прежде. Впрочем, появился небольшого роста мужчина. Седоватый. Абсолютно, безнадежно незнакомый. Огляделся, пытаясь пробить взглядом тусклую коммунальную пелену, и неуверенно спросил:

- А где она тут? Я, признаться, впервые...

- Вот их дверь, - указал дядя Павел. Он был хмур до последней крайности.

- Благодарю.

Мужчина протопал, не снимая уличной обуви, к комнате, где жил мальчик. Постучал, косясь на дядю Павла. Затем вошел. Программист рванулся следом - к закрывшейся двери - и замер, прислушиваясь. Вряд ли он что-то услышал, поскольку стоял в охотничьей стойке недолго, добавил к проделанному маршруту еще три шага и скрылся в собственной конуре.

Наконец-то!

Не теряя времени, Александр выбрался на волю. Если честно, ноги дрожали. Если честно, руки тоже. Сотрясаемый снизу доверху чем-то, что было неизмеримо сильнее его, он добрался до дверной ручки...

В комнате целовались. Правда, сразу прекратили. Мама смешно скакнула в сторону, а мужчина, солидно покашливая, зачем-то начал проверять карманы.

- Вот, познакомьтесь, - с готовностью заговорила мать. Голос у нее получился придавленным, неловким. - Это Сашуля, а это... Это Адам Олегович.

Мужчина скользнул по мальчику пустым рыбьим взглядом. Тот попытался вежливо улыбнуться в ответ. Мать вдруг засуетилась:

- Ребята, давайте чай попьем. Очень хорошо, очень. Адам Олегович, вы пока посидите, я сейчас, только поставлю чайник... Сашуля, не стой столбом, доставай все из холодильника.

- Что - все?

- Не паясничай! - жалко вскрикнула мать. - И развлекай пока Адама Олеговича. Я сейчас...

- Никто не паясничает! - оскорбился мальчик. - Я лучше сам чайник поставлю. Могу новую заварку заварить, если надо.

Он вышел первым, испытав неописуемое облегчение. Дрожь почти отпустила. Только страх остался - самую чуточку, вполне терпимо. Когда он включал на кухне свет, из комнаты вырвалась мать. Она стрелой пронзила коридор, на ходу разворачивая передник.

- Сашуля, не удивляйся, это и есть тот человек, - сообщила она, отразив вспыхнувшую лампочку в сумасшедших глазах. - Умоляю, будь умницей, веди себя хорошо. Я тебя умоляю.