Джон Бойд - Опылители Эдема

Глава шестая

От своих знакомых, осведомленных о подобных материях, Фреда знала, что католическая новена — это молитва, растягиваемая на целую неделю и еще два дня. Если бы она начала молиться в первую ночь, воздержавшись от блуда и пьянства, то закончила бы свою новену с запасом в один день, но ее вере в молитву не было суждено оправдаться Хейбёрн категорически отклонил доводы в пользу Флоры.

Заключение обнародовалось в субботу, в два часа пополудни, через два дня после того, как закончился семидневный кутеж Хейбёрна в злачных местах Бисмарка и Мандана. За окнами буйствовала снежная метель, но Фреде пришлось признать, что после своего турне, где все было оплачено заранее, он выглядел бодрым и свежим, как херувим. В одну минуту третьего по восточному времени сенатор поднялся, чтобы предстать перед камерами, сверкавшими красными индикаторами «Работает», три раза легонько стукнул своим молотком и возвестил:

— Итак, заключение Планетарного Распорядительного Комитета Сената. Президент Соединенных Штатов посылает свое приветствие всем присутствующим. До вашего сведения доводится, что его Комитет пятью голосами против четырех постановил, что планете, известной под именем Флора, Цветочная Планета и Планета Цветов, имеющей координаты 121,63° по горизонту, 3,187° по высоте над горизонтом и лежащей в 14,383 парсеках от центра галактики на кольце Млечного Пути, настоящим дается статус отверженной планеты. Он объявляет своим дорогим избирателям, гражданам Соединенных Штатов, проживающим на Земле или высоко в Небесах на других планетах, что отныне и во веки веков упомянутая планета непригодна для их проживания, если данный Указ не будет аннулирован на ближайшей сессии Планетарного Совета Организации Объединенных Наций. Этот Указ вступает в силу с 11 февраля 2237 года и никоим образом не затрагивает условия и привилегии научных экспедиций на упомянутую планету, проводимых в настоящее время или запланированных к проведению до 3 ноября 2237 года.

Этому комитету было представлено много убедительных, облеченных в красивые фразы и даже притягательных аргументов. — Здесь он улыбнулся, устремив взгляд на Фреду, от которого она едва не пошатнулась, как от удара. — Но Президент, с присущей ему мудростью взвесив все соображения, отдал предпочтение тем, кто высказывался против.

Благородные ходатаи, мне поручено выразить вам глубокую признательность Президента за вашу обеспокоенность проблемами, относящимися к предмету слушаний. Слушания окончены. Ходатайство отклонено.

Как только он стукнул своим молотком, по палате прокатился гул, подобный пойманному в ловушку раскату грома.

Для Фреды этот гул был подобен погребальному звону. Сегодня, здесь ее карьера закончилась на нижнем административном уровне. Она позволила Беркли позорно перехитрить себя и дала Чарльзу Гейнору возможность бесстыдно принести ее в жертву. Ее орудия никогда не будут наведены на Беркли, потому что привести их в действие мог бы только Гейнор, но Чарльз Гейнор не станет нажимать на ее спусковой крючок. Она с грустью призналась себе, что решение ее проблем будет чисто академическим. В символическом смысле предсказание прорицательницы дамского туалета было верным: Чарльз уже сделал это с Фредой без любви в Вашингтоне.

Фреда поднялась уходить, но Ганс удержал ее, сказав:

— Подождите.

Хейбёрн все еще стоял на трибуне, обратив взор на камеры, словно проверял, все ли индикаторы погасли. Он алчно облизнулся, и зрители, казалось, придвинулись к нему, подавшись вперед. Наблюдая за ним, она увидела, как с него сползла маска херувима, и разглядела загримированную морщинку, когда он расслабил челюсти. Даже цвет его бледно-голубых глаз изменился на серый стальной, а нижняя губа на добрый сантиметр выпятилась из-под верхней. Прямо на ее глазах адвокат дьявола принимал облик своего клиента.

— О’кей, ребятки, — прорычал он. — А теперь — не для прессы.

Репортеры поблизости от Фреды, уже сложившие блокноты и убравшие карандаши, вытащили из карманов стенографы, и она поняла, что вот-вот начнется брифинг для радикальной прессы.

— Дорогие друзья и дражайшие враги, — открыл его Хейбёрн ораторским раскатом, но меда в его голосе уже не было. — Когда в этой палате запричитал шутовской хор кровоточащих сердец ребят с пасхальными яйцами вместо голов и южнокалифорнийских балаганщиков, включая и восходящую кинозвезду с буферами бледно-лилового кадиллака, помещение стало покрываться копотью неподобающего давления на Сенатский Комитет.

— Много ли Флот заплатил за ваш решающий голос, Хейбёрн? — выкрикнул кто-то.

— Благодарю вас, дорогой враг, за вашу ярость, которая вдохновляет меня. Но об этом позвольте знать только мне, а докопаться до истины — дело внутренней налоговой инспекции.

Он остановился, сделал глоток из стоящего на трибуне стакана и поклонился, отдавая должное язвительным колкостям и освистыванию. Однако стоило ему поднять руку, прося тишины, как сна тотчас была ему дарована.

— Пока уважаемые ходатаи устраивали перед нами шествие своей широкоглазой инженю и эмоционального калеки — этого воющего на луну средь бела дня гончего пса, — в моем мозгу величественной волной прокатился девиз величайшего штата Канзас, «Ad Astra per Aspera» — «К звездам через тернии».

Это действительно была речь не для прессы, и местные газеты осветят ее именно как таковую, но треск стенографов поднимался и затихал, неотступно следуя за темпом произносимых Хейбёрном слов.

— Ad Astra per Aspera, — повторил он и с грустной миной на лице сделал паузу. — Этот девиз выбит на могиле мечты, в этой могиле разлагается мораль нашей республики, поверженная четырьмя всадниками цивилизации: комфортом, порядком, интеллектом и просвещением. Дорогие друзья и дражайшие враги! Нет морального эквивалента войне, нет прогресса без боли, нет цвета без контраста, нет жизнеспособности без насилия. Я против любых Таити в космосе. Я нагромождаю заторы во всех местах, где пахнет цветами. Я уже слышу грохот железного кольца мертвых планет, и я воздену руку мою для благословения, говоря: иди, встреть и превозмоги брошенный вызов. Но я буду беспрестанно возглашать «прочь» пожирателям лотоса, любителям комфорта, глазелупам бездеятельной красоты.

— Ненавижу! Ненавижу! — заорал какой-то любитель подковырнуть оратора.

— В раю нет прогресса, — продолжал сенатор. — Человек не мог бы так величественно шагать в лучах солнечного света, не будь он вышвырнут из Эдема. Но Круг Судьбы, по которому мы пошли от надкушенного яблока, снова привел нас к яблочному пюре. Как только Адам двинулся из Эдема на восток, он оказался в порочной закономерности этого Крута. Удаляясь от Эдема на восток, он приближался к нему с запада. Мои ноздри уже ощущают испарения этого оазиса, который воистину станет могилой нашего духа.