Амит Залуцкий - Трое в одном

Он был так возбуждён, что Лена едва уговорила его лечь спать…

…И сейчас, вспоминая обо всём, что происходило вчера вечером, Лена ещё раз подумала, что мать всё-таки права: Бориса нельзя оставлять без надзора врачей.

На почте Лене не пришлось долго ждать. Время было раннее, линия была свободна, и Лену сразу же соединили с квартирой Орлова.

— Александр Иванович? — спросила девушка. — Здравствуйте. С вами говорит Лена…

В трубке что-то невнятно пробурчали. Потом далёкий голос Орлова спросил:

— Что с Борисом?

— Всё в порядке. Он сейчас спит.

— Откуда вы звоните?

Лена, не колеблясь, назвала адрес родителей.

— Как вас найти, если мы сейчас же приедем?

— Давайте, я подожду вас у почты, — предложила девушка. — А отсюда поедем к нам домой. Всё равно Борис проснётся нескоро: вчера он долго не мог уснуть.

— Хорошо. Ждите. Я сейчас вызову такси.

Прошло немногим больше получаса, и у почты остановилась машина. Лена подошла к ней. Дверку распахнул сам профессор.

— Садитесь, — сухо сказал он.

До самого дома ехали молча. Только когда машина остановилась у калитки, Орлов спросил:

— Так он спит?

— Спит. Если бы проснулся, непременно вышел бы уже во двор.

— Ну, хорошо. Будить не стоит, это для него вредно.

Орлов, кряхтя, вышел из машины и сел на скамеечку возле калитки.

— Сходите, посмотрите на него. А потом расскажите, что с ним было за эти часы.

Разговор не предвещал ничего хорошего. Лена виновато вздохнула и пошла в дом.

Профессор молчал. Асылбек с любопытством рассматривал дом и молодой аккуратный садик. Стояла обычная сельская тишина. Где-то далеко-далеко слышался стук топора, да на соседнем дворе мирно кудахтали куры…

И вдруг в эту тишину ворвался крик. Кричала Лена. Асылбек мгновенно бросился в дом. Профессор тоже поднялся и торопливо зашагал по дворовой дорожке.

Он не успел дойти до крыльца, как в дверях показалась плачущая Лена. За ней вышел Асылбек. Вид у него был растерянный и взволнованный.

— Что случилось? — тревожно спросил профессор.

Асылбек беспомощно развел руками:

— Его нигде нет. А в доме настоящий погром: буфет разбит, на полу осколки посуды, приёмник изуродован, фикус опрокинут на пол, дверь в спальне сорвана с петель… Я ничего не понимаю…

— А больной? Где больной? — глухо спросил профессор.

— Я его не нашёл…

Лена со стоном закрыла лицо руками. Профессор схватил Асылбека за плечи и с силой тряхнул его.

— Его нужно найти! Немедленно! Обшарьте с Леной двор, посмотрите в саду, пойдите по полям, по селу. Его обязательно нужно найти!

Александр Иванович был бледен, губы его тряслись. Асылбек никогда ещё не видел его в такой панике. Ему стало жалко профессора. И он тихо сказал:

— Он никуда не мог исчезнуть. Я найду его, дедушка.

Вместе с Леной они осмотрели в саду каждый куст. каждую копёнку сена, они исходили поля, расспросили чуть ли не всех жителей села, но в конце концов вернулись домой ни с чем.

Кошкин исчез.

Глава 14. «Убийство предотвратить не удалось»

А с Кошкиным случилось вот что.

Спал он прекрасно. И снился ему удивительный сон. Снилось ему, что офицеры двадцать второго пехотного полка провожали подпоручика Кошкина в Петербург. Потому что миллионщику Кошкину сидеть в захолустном Козлове не подобало.

И сам полковник Синцов чокался с ним и кричал музыкантам:

— Туш! Туш в честь миллионщика Кошкина!

И музыканты играли. Но странно, что играли они вовсе не туш. Их музыка была какой-то напряжённой и тревожной. Потом она стихла, и в наступившей тишине вдруг отчётливо прогремел выстрел…

Кошкин проснулся. Приподнявшись на локте, он с удивлением огляделся. Звук выстрела ещё стоял в его ушах, и Кошкин готов был поклясться, что этот выстрел прозвучал не во сне, а наяву, где-то совсем рядом. Он даже потянул носом, чтобы почуять запах порохового дыма. И вдруг замер: в соседней комнате ясно послышались женские рыдания.

Кошкин стремительно вскочил с постели.

— Чёрт побери! — вполголоса пробормотал он. — Там обидели даму.

И он стал торопливо одеваться.

Обидеть даму, когда рядом подпоручик двадцать второго полка его императорского величества? Это уж слишком!

Рыдания стали громче. И вдруг женский голос сквозь слёзы спросил:

— Зачем ты убил его, Роберт?

И столько отчаяния было в этом голосе, что Кошкин похолодел.

— Боже милостивый! — прошептал он. — Рядом со мной убили человека…

Он стал застёгивать рубашку, но руки его дрожали, и он никак не мог застегнуть верхнюю пуговицу. Впрочем, зачем спешить? Туда, где только что убили человека, не всегда хочется торопиться…

А за дверью послышался короткий грубый мужской смех:

— Да, я застрелил его, как собаку. Но он достоин такой смерти!

Кошкин вытер выступивший на лбу пот и вяло опустился на кровать. Нет, надо подумать. С обладателем этого грубого голоса шутки, видно, плохи. Если уж одного убил, как собаку, можно ли ручаться, что не убьёт и другого? А главное, под рукой нет никакого оружия!

И Кошкин беспомощно огляделся вокруг.

А положение за дверью становилось всё напряжённее. Женский голос, рыдая, просил:

— Убей и меня, Роберт! Убей и меня!

Негодяй! Неужели он осмелится это сделать?

И как бы подтверждая страшные опасения Кошкина, мужчина за дверью мрачно пробасил:

— Что ж, ты заслужила этого! И я застрелю тебя вместе с тем, кого ты так нежно любила.

Вот оно что! Ревнивый муж! А вдруг он сейчас откроет спальню?

Кошкин посмотрел на окно. Потом на цыпочках подошёл к двери и осторожно задвинул лёгкий шпингалет.

Впрочем, он тут же опомнился. Ему стало стыдно. Ведь там могут убить даму. И он, подпоручик Кошкин, потомственный дворянин обязан сделать всё, чтобы спасти её.

Кошкин вернулся к кровати, взял стоящую рядом тяжёлую, грубо сколоченную табуретку, поднял её над головой и снова решительно шагнул к двери.

Надо действовать! Сейчас он ворвётся в комнату, швырнёт табуретку в голову убийцы, обезоружит его и спасёт эту несчастную…

Выстрел прозвучал прежде, чем Кошкин успел открыть шпингалет. Тогда бывший подпоручик одним ударом ноги вышиб лёгкую досчатую дверь и пулей влетел в столовую.

В комнате никого не было.

Но Кошкин явственно слышал стон, который, казалось, ещё звучал в этой комнате. И словно заключительный аккорд только что разыгравшейся здесь трагедии, в комнате снова послышался короткий торжествующий смех мужчины.