Амит Залуцкий - Трое в одном

— А ну покажи.

Асылбек достал из кармана около десятка фотографий и начал по одной показывать больному.

— Это наш дом… Лена… А это я тут, у дерева… А это кладбище… Вот могила твоя…

— То есть как это, могила моя? — опешил Александр Иванович.

— Да, твоя, — подтвердил Асылбек. — Вот, видишь, памятник. А на памятнике надпись. Читай. У тебя теперь глаза молодые. Разберёшь.

Александр Иванович вытер вспотевший лоб и прочитал витиеватую надпись, удостоверявшую в том, что под этим памятником покоится тело профессора такого-то. Словно последняя справка из домоуправления.

— Чёрт знает что! — сердито сказал он, возвращая фотографию. — Какой болван это придумал?

— Это не болван, а председатель вашего месткома.

— Иван Петрович?

— Иван Петрович. Видишь ли, когда ты застрелился и тебе сделали операцию, никто не знал, что делать с твоим собственным телом.

— Действительно! — озадаченно проговорил Александр Иванович. — Я и сам о нём не подумал. Ну, в конце концов сдали бы в прозекторскую и всё.

Асылбек покачал головой:

— Кто-то предложил это сделать. Но, говорят, против выступил председатель месткома. Целое совещание по этому вопросу собрал. «Не позволю, — говорит, — чтобы тело известного уч ёного осталось без похорон. Это, мол, нарушение наших общественных обычаев и ритуалов. Кто знает, что там получится из вашего опыта, а тело похоронить надо». Так и настоял на своём!

— И похоронили меня?

— Похоронили. С музыкой и речами.

— И ты там был?

Асылбек вздохнул:

— Был. И когда гроб в могилу опускали, даже… заплакал. Жалко ведь…

Профессор расхохотался:

— Ну, а как в ЗАГСе оформили?

— Не знаю, — в замешательстве ответил Асылбек.

А то ведь чёрт знает что может получиться! Придёёшь куда-нибудь, представишься: «Профессор Орлов», а в ответ: «Нет, мол, профессор Орлов умер. А кто вы такой — мы не знаем».

— А правда, как теперь у тебя с документами будет? — с любопытством спросил Асылбек. — Ты Орловым останешься или Стропилиным будешь?

— Стропилиным? — сердито переспросил Александр Иванович. — Этого ещё не хватало! Ну, положим, от всех этих почётных титулов можно ещё отказаться. Всё-таки именоваться профессором в двадцать четыре года не совсем прилично. Смешно даже. И всё-таки я — Орлов и хочу остаться только Орловым. В какое бы тело этот мозг не переехал — всё равно он мой. Я желаю получить новый паспорт именно на Орлова.

Асылбек усмехнулся:

— А как в милиции на это дело посмотрят? Там главное — фотокарточка.

Александр Иванович вздохнул:

— В самом деле, неразбериха какая-то, — смущённо сказал он. — Много будет всякой возни. И в военкомат придётся на учёт становиться. Военнообязанный же теперь…

Он озадаченно пожал плечами.

В дверь постучали. Вошла медсестра.

— К вам какая-то девушка пришла. Пригласить?

— Что ещё за девушка? — рассеянно спросил Александр Иванович.

— Не знаю. Говорит, что ваша невеста.

— Как невеста? — оторопело спросил Орлов.

— Лена, — тихонько напомнил Асылбек.

— Ах, чёрт возьми! — с досадой проговорил Александр Иванович. — Начинаются неприятности…

— Так позвать? — снова спросила сестра.

Профессор обречённо вздохнул.

— Зовите. Как-нибудь разберёмся…

Когда Лена робко отворила дверь, профессор, который до этого неторопливо расхаживал по палате, остановился и протянул ей руку.

— Здравствуйте. Очень хорошо, что вы зашли именно сейчас. Нам надо с вами поговорить о многом.

И он кивнул на табуретку, стоящую возле тумбочки.

— Присаживайтесь. А ты, Асылбек, сядь на койку.

Лена молча села. Профессор прошёлся по палате.

«Скажу ей всё, — решительно подумал он. — С этим надо кончать. Если раньше я колебался, потому что не мог предвидеть дальнейшую судьбу Кошкина, то теперь колебаться нечего. И жалость здесь бесполезна».

Он покосился на Лену и нахмурился.

«Только бы выдержал характер. Но отчего я так волнуюсь? Неужели даже мои чувства превратились в чувства двадцатичетырёхлетнего мальчишки! Этого ещё не доставало!»

Он молчал, не зная с чего начать разговор. Лена тоже молчала. Она, видимо, боялась говорить, чтобы снова не услышать странных и диких слов.

Профессор взволнованно ходил по комнате, искоса поглядывая на девушку. Молчание становилось тягостным.

— Боря… Борис Ефимович… — наконец запинаясь начала девушка.

— Оставьте, Лена, — с досадой сказал профессор. — Вы, вероятно, думаете, что перед вами всё тот же взбалмошный подпоручик Кошкин? Его больше нет.

Лена покраснела, вскочила с места и протянула руки к Александру Ивановичу:

— Наконец-то! Значит, этот кошмар кончился, и ты снова почувствовал себя прежним Борисом Стропилиным?

Александр Иванович отрицательно покачал головой:

— Нет, я — не Стропилин.

Лена отшатнулась:

— Но… кто же?

— Я — профессор Орлов.

Лена вздрогнула.

— Подумай, что ты говоришь! Александр Иванович умер. Я сама была на его похоронах.

Несколько секунд она с тоской всматривалась в лицо больного. Потом вдруг разрыдалась:

— Боря! Боренька! Когда же всё это кончится? Сначала ты вообразил себя подпоручиком, теперь — профессором… Я не могу больше.

Александр Иванович подошёл к девушке и взял её за руку.

— Не надо, — тихо сказал он. — Успокойтесь. Вы вс ё поймете. Я вам всё расскажу…

— Не надо мне ничего рассказывать, — сквозь слёзы проговорила Лена. — Я ничего не хочу слушать! Я хочу, чтобы ты оставался таким, каким был, каким я тебя всегда видела и любила…

И уронив голову на грудь Александра Ивановича, она продолжала плакать.

Профессор вздохнул и растерянно посмотрел на Лену.

— Лена… Леночка… Не плачьте. Бедная! Сколько же вы перестрадали из-за Бор… из-за меня! — сказал Александр Иванович.

«Да что со мной? — снова подумал он. — Неужели я… Да ведь это же молодость! Жизнь начинается снова!»

Да, жизнь начиналась снова. Впереди было всё: вторая молодость, работа, новые исследования, новые открытия…

[1] Пышное длинное платье на обручах.