Михаил Белозеров - Железные паруса

— "Старик", — ответил Деций-Император, — девять месяцев и две недели…

— Сам знаю, — оборвал его Сципион-Квазимода. — Почти старожил… Зубы!.. Зубы!

— Покази-и-и… покази-и-и… — Уперся в спину Деций-Император.

Ему всегда везло немного больше, чем другим. Но сейчас… Он понял, у него не было никаких шансов, почти никаких.

— Ты не знаешь, где мы с тобой встречались? — спросил Сципион-Квазимода, хмыхнув. — Не могу вспомнить все девять месяцев. Хоть убей. Не подскажешь?

Поворачивать голову не полагается. Быть может, у Сципиона свое представление о будущем, но он не подозревает об этом.

— Не знаю, — ответил Он в стену.

Его ударили — отвечать тоже не полагается. В капле воды плавала какая-то счастливая букашка.

— Я тебя прошу, вспомни, будь другом! — Сципион-Квазимода навис глыбой. — Вспомнил? — Голос, от которого некоторые обделывались еще до того, как их протыкали.

— Я потом тебе скажу, — прошептал Он, ненавидя стену.

Господи! Он просто знал, что это конец для одного из них. Букашка переплывала безбрежный океан. От берега к берегу — двигалась уверенно и неспешно. Она будет так двигаться всегда, даже когда здесь никого не останется. Как Он завидовал ей.

«Пика-зуботычка», как гвоздь, впилась в спину. Они были большие мастера своего дела, эти азиаты.

— Когда? — спросил Сципион. — Когда?..

И Он понял, что сейчас его убьют. Десятки раз он видел, как у жертвы отнимались ноги, и ее волокли, чтобы сбросить в старые шурфы, на семь уровней вниз, в преисподнею.

— Зато я помню, — сладко прошептал Сипион-Квазимода, — не надо юлить…

Петралон нажал сильнее.

— Вспомнил?..

И Он уже почувствовал, как боль растекается по спине, и перед ней нет берегов, и голос издали произнес: "Готов-в-в…"

И вдруг Он очнулся весь мокрый от пота и понял, что по-прежнему стоит, расставив дрожащие руки, а позади что-то происходит.

— А-а-а! — кричали на высокой ноте.

— У-у-у!.. — радостно выли.

— Ха-ха-ха! — вторили эхом на всех этажах.

И краем глаза увидел, как Хуго, к шее которого еще не успели защелкнуть цепь, бьет Мексиканца, который, лежа плашмя на Клипсе, обеими руками, как бетономешалка, вымещает на нем всю накопленную злость. В впопыхах, между делом, Хуго умудрился зацепить по носу Императора, и он, не в силах выбраться из-под тел, тонко кричал на одной ноте: "А-а-а!!!" Потом на Хуго, издав боевой клич, прыгнул Поп-викарий и следом колодник Ван-Вэй, врезался в кучу крутящимся колесом — неожиданно ловко и на одних кончиках пальцев, пройдясь между налетевшими пангинами и наблюдающими петралонами.

— Свинья! Потаскуха! — захрипел Мексиканец.

— Ван-Вэй — свирепый тигр! — Торжествовал китаец. — Великий хань*! (* Охотник — в переносном смысле.)

— Помогите! — Умирал от страха Деций-Император.

Он оказался хорошим актером, этот Мексиканец, потомок знатного рода и собиратель трав в те последние годы, когда его страна превратилась в пустыню. Он тоже обладал какими-то секретами, и попался только потому, что понадеялся на северного брата, на собственную удачу, на тени предков. Но ни то, ни другое не помогло.

Из боковых тоннелей уже бежали, уже топали сотни ног, вернее, пальцев, потому что пангины ходили на цыпочках и хорошо прыгать не могли, а вот быстро бегать — этого у них никто не мог отнять.

"Любовнички!" — хохотали до слез. "Тудыть их в бок!" — кричали самозабвенно и радостно. "Врежь ему!.. Врежь!"

Драка — единственное развлечение на этом заводе. Словно все оглохли. Словно все разом сделались зверьми. Со всех пяти ярусов свешивались возбужденные лица. Вода, мелкой пылью падая сверху, блестела в свете прожекторов. Тенями метались пангин, орудуя «штырями-зуботычками».

Их не разняли. Под радостный вой дали насладиться, а потом облили из шлангов. Но били усердно, с ожесточением, потому что это тоже развлечение. Единственное развлечение.

Потом они услышали:

— В карцер! — Велел Сципион.

И даже не обрадовались. Теперь им было все равно, как той букашке, которая давно спряталась в трещине.

Петралоны в дело не полезли, у них чистая работа, узкая специализация. Пангины перестегнули ошейники, сбивая их в кучу палками, как стадо овец, обегая на цыпочках, яростно вращали белками.

— Ну что, кузнечики?! — Надвинулся Сципион-Квазимодо. — На этот раз погорели? У нас цирка давно не было! Правильно?! — вопросил у всех пяти этажей.

И тут Он почти что все вспомнил. Окончательно вспомнил Крым и этого человека, который когда-то сидел на его груди, а теперь был самым главным в этой заводе-тюрьме.

— У-у-у!.. — угрожающе и радостно загудели этажи.

Вспомнил Крым, жену и пса. Вспомнил все, ради чего собрался бежать.

Деций-Император, поскуливая, как щенок, приводил в порядок свои потрепанный нос, но о нем уже забыли. В динамики троекратно проиграли несколько тактов гимна заводов Мангун-Кале.

Теперь Он по-другому взглянул на все, что происходило, и все, что должно было произойти, и понял, что это всего лишь одно из испытаний в его жизни и он должен пройти его.

— Всех в штрафной блок! — скомандовал Сципион. — Экзекуция утром, на общем сборе. Марш!

У Ван-Вэйя разбита голова — волосы, упрямо торчащие ежиком, запеклись кровью. Хуго ухмыляется кровавым ртом — одним зубом меньше, одним больше, какая разница. Мексиканец получил дырку в боку, и кровью у него залит комбинезон. Попу досталась пара оплеух, а Клипсу, на вид, — только помяли. Получилось, что из всей бригады один Он пострадал меньше других. Но когда сделал шаг, то почувствовал, что еле-еле держится на ногах. Поп заметил и подставил плечо.

И тут из хохочущей толпы выпрыгнул Бар-Кохба и вцепился в Клипсу. В воздухе блеснул знаменитый стилет, и Клипса лишился мочки уха. Второй раз пангины ударить не дали. Навалились гурьбой. В клубке тел мелькнуло радостно-спокойное лицо Бар-Кохба. Поверил он Джо. Крепко поверил. Так крепко, что решился, а нюх у него на побеги был особый.

2

С самого начала им везло и все шло гладко, словно по накатанной дороге.

— Лови!

Казалось, лишь мгновение назад в страшной спешке Он выдернул из-под кожи ключ, чтобы расстаться с ненавистной цепью, и каждый подхватывал ее, как ребенка, чтобы она, упаси боже, не звякнула о прутья;

казалось, уже в другой жизни Сципион-Квазимода самолично сопроводил их в клетку-камеру и даже произнес короткую речь-приговор и ту же отбыл в сопровождении Деция-Императора с разбитым носом и целой свиты пальцеходящих, начальствующих пангинов, чтобы по штатному расписанию обеспечить запуск;