Жанна Браун - Синяя дорога

Вот почему я и думать забыл о еще одной вокзальной встрече.

Это произошло, когда я высматривал Катерину в толпе: я вдруг увидел папу. Папа нес в каждой руке по объемистому чемодану, а рядом, приотставая, семенила очень худая женщина. Длинная, в чем-то длинном и красном, она подпрыгивала на высоких гейшах, цепляясь за папину руку, и вся напоминала спешащий красный карандаш… Женщина была мне абсолютно незнакома.

"Кто она?" — подумалось мне. Чтобы папа вот так, один кого-то встречал, — это выглядело странно. Тем более дома гостей как будто не ждали… Впрочем, как давно я не был дома!..

Я пригнулся и юркнул в зал ожидания, чтобы пересидеть минуток пять: за пять минут они отойдут далеко, а через шесть минут прибудет как раз следующий поезд.

С этими мыслями я плюхнулся на деревянную скамью. Но они вошли следом. Хорошо еще, что скамейки тут были с высокими, будто ширмы, спинками. Я притаился за одной из них.

— Ну зачем мы сюда пришли? — Если бы я не видел папину спутницу раньше, то теперь по одному голосу все равно бы понял, как она странно худа. Так худа, что словам негде в ней поместиться и они вырываются с каким-то нервным присвистом.

— Пойдем… Пойдем!.. Я прошу… Я мечтаю добраться хоть до какого-то дома…

Папа прервал мягко:

— Лидия! Сядь. Давайте пять минут отдохнем.

Она, видимо, послушалась: лавка скрипнула. А папа сказал:

— Вот так… Давай теперь знакомиться. Меня зовут Антон Валентинович. А ты, кажется, Лиза? Сколько тебе теперь лет?

Я удивленно выглянул из-за скамьи — тут была, оказывается, еще и девчонка. Маленькая, черная как вороненок, она, насупясь, стояла в сторонке возле брошенных чемоданов. Папиных слов она будто и не слыхала — смотрела прямо перед собой.

— Седьмой год, — ответила за нее Лидия.

Девчонка не шевельнулась, будто речь не о ней. Странная была девчонка — неподвижная, с неподвижными, совсем грустными глазами. Я не услышал от нее ни звука. Впрочем, я и вообще почти ничего больше не услышал: в пустой зал ворвалась компания с двумя гитарами, транзистором и такими глотками, что заглушили бы и атомный взрыв.

Папа и женщина еще что-то говорили, наклоняясь друг к другу, напрягая голоса. Кажется, спорили. Он — терпеливо, она — бурно, со множеством странных резких жестов. Я даже подумал, что девчушка Лиза потому, наверное, такая угрюмая, что ей всегда неловко за мать…

Внезапно Лидия вскочила и, подняв свои чемоданы, покачиваясь под их тяжестью, сделала несколько упрямых шажков к выходу. Папа вырвал у нее груз.

— В конце концов решать тебе, — донесся до меня его голос в случайной паузе общего гомона. — К Нине Александровне, так к Нине Александровне. Изволь.

На том они удалились…

В любое другое время я бы, уж конечно, постарался выяснить, что это за женщина и что за девчонка. Но я встречал Катерину. А вечером того же дня угодил в другое измерение, и встреча на вокзале затерялась в памяти.

КОЕ-ЧТО О ЛИДИИ

Теперь я глядел из окна, как наперекор материнским приказам девчушка Лиза усаживается в песочнице поплотнее, и во мне росла догадка, что обе они играют в моем переселении в другое измерение какую-то роль. Может быть, даже могут помочь возвратиться. Иначе зачем бы другому Вале о них вспоминать?

Я распахнул раму и лег на подоконник животом.

Лидия, знакомо заломив руки, что-то кричала, а девчонка положила подбородок на согнутые коленки, и вся ее фигурка выражала такое упорство, что я даже посочувствовал ее беспомощной маме. Но тут все переменилось: Лидия внезапно умолкла, прикрыла лицо руками и почти упала на садовую скамью; тогда Лиза взметнулась из своей песочницы, обхватила мать и, бормоча и плача, стала отдирать от глаз материнские ладони.

Я отвернулся: смотреть на это было неловко. А когда глянул опять, мать с дочерью, умиротворенные и зареванные, шли в обнимку к подъезду. Раз! — и они скрылись за дверью. Это была та самая парадная, где жила Нина Александровна — папина сослуживица.

Я слонялся по скверу, заглядывал в окна. Как раз в этот день пришло лето, жара струилась от камней, а дом как вымер: те, кому не надо было на работу, предпочли отправиться куда-нибудь на пляж. Надо сказать, другая мама тоже рвалась отправить меня в лагерь или на дачу к знакомым, но я объявил, что все равно отовсюду убегу… Ну не мог же я торчать на какой-то там даче, когда надо добиваться возвращения в свой мир!

Окна на светлом от солнца фасаде темнели будто провалы. Многие были распахнуты, плескались на ветру пестрые занавески. Набрав горсть мелких с горошину камешков, я стал тихонько забрасывать их за растворенную тети Нинину раму: один камешек, второй… пятый… Ага! Из темноты показалось возмущенное лицо Лидии, и худая кисть захлопнула створку. Створка стукнула, будто бросила мне: "Хулиган!" Зато теперь стало ясно, что Лидия с дочкой в самом деле живут у другой тети Нины.

Но мне повезло еще больше: в сквере неизвестно откуда появилась тетя Инга — Никина мама. Она торопливо размахивала одной рукой, в другой был большой желтый портфель. Вот это да! То был портфель моего папы!

Не успел я ахнуть, как тетя Инга скрылась в тети Нинином подъезде, через минуту серые, как у Ники глаза, глянули на меня сквозь стекло захлопнувшегося недавно окошка, а еще через несколько минут тетя Инга уже протопала мимо в обратном направлении, кивнув мне мимоходом:

— Что, Валентин? Скучаем?

Я пошел за ней. Она почти бежала в сторону института, где работали и она, и Нина Александровна, и мой папа. Теперь тетя Инга размахивала обеими руками — папиного портфеля при ней не было.

Итак, все нити к интересующей меня Лидии тянулись почему-то с папиной работы… Я потоптался на углу у автоматов с газированной водой и отправился туда же.

Институт физики, где папа работал, выглядел в обоих измерениях совсем одинаково. Папин заместитель Позен сидел за огромным столом, напротив поместились тетя Инга и дядя Олег, а между ними лежал чертеж, и они будто бодались над ним головами.

— Тебе папу, Валентин? — сразу обернулась ко мне тетя Инга.

Папа был мне вовсе не нужен, наоборот, мне казалось, что без него мое расследование по поводу Лидии пройдет куда легче. Но я уже знал, что дверь папиного кабинета все равно заперта, и потому смело кивнул.

— Олег, не знаешь, где у нас Валентинович? — Но тут тетя Инга, видимо, что-то припомнила и, разом покраснев, пробурчала: — Ах, да… да… да…

Она поглядела на дядю Олега так, будто просила, чтобы он ее выручил. Но он лишь моргнул и сказал: