Михаил Немченко - Только человек

Да, все хорошо понимают, что это значит. Там, на дне, что-то зашевелилось. Наверно, оно спешит скрыться…

— Спускаемся вслепую, — шепчет рядом Тилтон. — Теперь вся надежда на локатор…

Он привстает, заглядывая через плечо профессора. И вдруг взволнованно хватает Вагина за руку.

— Смотрите!..

Там, на маленьком экране ультразвукового локатора, дрожит расплывчатое округлое пятно. Оно растет на глазах, становясь все отчетливей. Неведомое существо и не пытается бежать. Не может или не хочет?..

— Фрэнк, вы проверили давление гамма-морфина в шприцнаконечнике?

— В норме, — кивает Тилтон.

Правая рука профессора лихорадочно подкручивает штурвалик наводки, а указательный палец левой уже замер на спусковом крючке. Вот сейчас он поймает цель в перекрестие — и тогда…

— Давайте сначала хотя бы прикинем его размеры, — просит Тилтон. — Кто знает, что это…

— Не малодушничайте! — обрывает его профессор. — Нам нечего бояться! Импульс тока и гамма-морфин парализуют любое чудовище. И рана будет пустяковой. Сфотографируем, а через какой-нибудь час оно очнется, и как ни в чем не бывало…

— Погодите минуту!

— Чтоб упустить и потом кусать себе локти?.. Прекратите нытье!

И профессор нажимает крючок.

В ту же секунду страшный, словно расколовший гондолу, удар швыряет людей на пол.

…Кромешная темнота. Все тело нестерпимо ноет. Точно избили палками… С трудом приподнявшись, Вагин нащупывает чью-то руку.

— Фрэнк, вы?

— Я…

— Целы?!

— Нога… Кажется, разбито колено… — Тилтон говорит глухим, сдавленным голосом. — Но какое это теперь имеет значение? Все равно нам крышка…

Вагин молчит, продолжая ощупывать кабину. Да, он и сам понимает: произошло что-то страшное. Но где профессор?.. Что с профессором?

Неожиданно рука его попадает во что-то теплое и клейкое. Кровь!..

— Скорее какой-нибудь свет!.. — шепчет Вагин, инстинктивно отпрянув.

Слышно, как Тилтон, кряхтя от боли, садится и шарит по стене. Он долго не может нащупать нужную кнопку. Наконец загорается тусклая аварийная лампочка.

Профессор без сознания. Безжизненное лицо с плотно закрытыми глазами бело, как седина волос. Старик потерял уже много крови. А она все течет из рассеченного лба неумолимой тонкой струйкой. Повязка, наложенная Вагиным, очень скоро становится красной. Да, бинтами тут не поможешь…

Вагин осторожно укладывает профессора на спину и, подложив ему под голову кожаное сиденье, молча опускается рядом.

— Я завидую ему: он умрет, не приходя в сознание, — тихо говорит Тилтон. — Легкая смерть по сравнению с тем, что ожидает нас…

Он сидит спиной к иллюминатору, вытянув перед собой негнущуюся ногу.

— Не надо, Фрэнк… — Вагин кладет руку ему на плечо. — Давайте лучше попробуем выяснить, что произошло.

— Что тут выяснять… Разве не видите? — Американец кивает на пульт, зияющий разбитыми приборами. — Все управление выведено из строя… Но дело даже не в этом. Батискаф устроен так, что в случае малейшей неисправности цепь-гайдроп и наружные аккумуляторы автоматически отделяются, — и судно немедленно всплывает. А мы лежим на дне… Значит, надеяться не на что.

«Не на что…» Вагин чувствует, как холодок пробегает у него по спине от этих слов. А может быть, это просто холод океанской бездны, все сильнее проникающий сквозь стальные стенки… Неужели правда все кончено? Заживо погребены… Нет, что бы ни случилось, надо до последней минуты не терять надежды. Если смерть неизбежна — он, по крайней мере, встретит ее по-человечески…

Тилтон приподнимает крышку ультразвукового передатчика и что-то внимательно рассматривает. Потом, безнадежно махнув рукой, опускает крышку на место.

— Давайте забинтую, — Вагин дотрагивается до ноги американца. — Сам я, видите, отделался ушибами.

— Зачем? — пожимает плечами Тилтон. — На тот свет пускают и без этого… Но ногу все-таки дает.

— Там, на корабле, конечно, уже поняли, что с нами что-то стряслось, говорит Вагин, делая перевязку. — И они примерно знают, где нас искать.

— Пробуете себя успокоить? — Американец криво усмехается. — Зря… Им никогда не нащупать батискаф в этой щели. Да если бы даже и увидели его через подводную телекамеру — что толку? Помочь нам они все равно бессильны… Невозможно поднять батискаф с такой глубины…

Он хмуро смотрит на неподвижно лежащего старика.

— Видит бог, я пытался остановить этого сумасшедшего… Если бы не его безрассудство…

«Пусть ты прав, — думает Вагин. — Но говорить так об умирающем…»

— Интересно все-таки, что это было? — произносит он, стараясь переменить тему разговора. — Так тряхнуть батискаф!.. Какой-нибудь исполинский кальмар?

— Меня это сейчас меньше всего интересует, — отрезает Тилтон. — Я знаю только, что кислорода у нас осталось самое большое на семь часов…

Внезапный толчок заставляет обоих затаить дыхание. Неужели механизм аварийного подъема все-таки сработал?! Не смея поверить, Вагин бросается к иллюминатору. Нет, там по-прежнему плотная непроглядная тьма. Ничего невозможно понять…

И все-таки батискаф движется! Да, теперь они уже отчетливо ощущают легкое покачивание!.. Движется! Но только не вверх… Вагин и Тилтон озадаченно смотрят друг на друга. Буйно нахлынувшая радость сменяется недоумением. Сомневаться не приходится: непонятная сила влечет батискаф куда-то в сторону…

Но куда и зачем? Если это чудовищной силы животное, то чем могла его привлечь стальная громадина, явно не пахнущая съедобным? И как оно ухитряется, это неведомое существо, так плавно тащить неповоротливый батискаф по узкому подводному каньону?

— А что если… — Тилтон вдруг резко поворачивается к Вагину. — Что, если это не животное?!

Так вот о чем он, оказывается, думает!.. Та же самая мысль, которая только что мелькнула у Вагина… Но он тут же поспешил осадить свое воображение, сказав себе, что все это слишком отдает профессиональной привычкой фантазировать.

Вагин так и отвечает американцу:

— Это у вас, Фрэнк, просто сказывается профессиональная привычка…

А сам наклоняется к профессору. Неужели старик так и не придет в сознание?.. Приложив ухо к его груди, Вагин напряженно вслушивается. Сердце еще бьется. Но все слабее и слабее.

— Прости меня, старина, — тихо произносит Тилтон после долгого тягостного молчания. — Я же понимаю: ты не мог иначе… Мне просто немного завидно. Нам судьба приберегла нечто пострашнее…

Точно в подтверждение этих слов гондолу пронизывает резкая, труднопереносимая вибрация. Тонкое дребезжание разбитых приборов наполняет кабину. Потом, словно вырвавшись из невидимых щупальцев, батискаф стремительно падает куда-то вниз. Толчок… Гондола села на что-то твердое… И сразу за иллюминаторами вспыхивает яркий зеленоватый свет. Свет на дне океана!!