Андрей Плеханов - Особо опасная особь

— Спокойно, спокойно, — тихо сказала она себе.

— Что, цыпа, вставляет живопись? — голос раздался сзади, и Лина обернулась. Обладателем голоса оказался мардж лет сорока, ямайской внешности — густые косички-дреды до плеч, белая татуировка — концентрические круги на блестящей коричневой физиономии. Балахон до колен, расшитый бисером. И черные очки-гогтлы, — матовые, кажущиеся непрозрачными, закрывающие треть лица.

— Да, клево, — пробормотала Лина. — Кто это нарисовал?

— Старикан Рюбб. Веселый старикашка с железной ногой.

— Он сделал все это один?

— Ну как тебе сказать, цыпа… Во втором заходе мы ему помогли, конечно. Потому что Рюбб знал, что третьего захода не будет, торопился. Я тоже тут приложился, слегка поработал баллончиком. Схлопотал за это три месяца тюряги, ну да это мелочь.

— Тюряга? За что?

— А вот за это самое. — Человек махнул рукой. — Порча имущества и всякой там хрени, преступление четвертой степени. А вот Рюбб, сталбыть, приложился к стене во второй раз, сталбыть, рецидив, уже на третью степень потянуло. В первый раз он один пробовал все это дело расписать, шесть часов проработал, потом какой-то сволочной брейнвош стуканул в полицию, старика загребли и отправили париться за решетку. Рюбб знал, что во второй раз ему впаяют гораздо больше. Но в том, что разрисует всю станцию, не сомневался. Бзик у него такой был — хоть тресни, но чтоб был здесь вот лес, и было всем от этого счастье. Когда он вышел, то на рожон лезть не стал, подготовил все как следует. Старикан туго знал свое дело. Наварил триста фунтов краски, разлил ее по баллонам, нанял сорок пять сликов — тех, кто рисовать умеет. Каждый знал свой фрагмент, эскиз у него был, чего там рисовать и все такое. И в два ночи, когда станция закрылась и копы ушли в постельку, мы срезали замки, вошли сюда и рисовали до самого утра. А утром нас всех повязали. Сорок пять людей, и ни одним меньше. Было это два года назад. Мы все вышли очень скоро, а Рюббу выписали трояк. Только он перехитрил всех уродов — откинулся раньше времени.

— Как — откинулся?

— А так. Отбросил копыта прямо в бостонской тюряге. Две недели назад это случилось. Сталбыть, ушел старик в свой лес из этой земной хрени. Давай помянем его, цыпа.

Человек полез в складки своего пестрого балахона и выудил помятую армейскую фляжку. Отвинтил пробку, присосался к горловине толстыми губами, с трудом оторвался, занюхал рукавом. И протянул фляжку Лине.

— На, хлебни, цыпа, за упокой Рюбба. Славный был придурок,

— Нет, спасибо, — вежливо сказала Лина.

— Что значит спасибо? — набычился ямаец. — Ты не думай, тут нормальное пойло, крепкое, градусов семьдесят, спирт с канабисом. Сам делал. Вставляет по полной программе.

— Не хочу. Я пойду, у меня дела.

— Куда пойдешь?

— Не твое дело, мардж, — надменно сказала Лина. И тут же схлопотала оглушительную пощечину.

И полетела на пол.

— Сука! — Ямаец навис над ней, брызгая слюной. — Кто здесь “маргарин”[4]? Кого ты марджем назвала? Сука, брэйнвошка поганая! Оделась как слик, думала, не узнают тебя, да? Зачем сюда приплелась? Шпионить, да? Я те пошпионю щас!

Лина отползала по полу назад, а мардж шел за ней, размахивал кулаками. Немногочисленный марджевский народ на станции уже обратил на них внимание, но никто не спешил на помощь — стояли поодаль, жлобы, ухмылялись — видать, обычное дело, честный чувак дубасит чужую бабу, что тут такого…

Вот попала… Лина готовилась тщательно, нарядилась в полноценный марджевский прикид. И вот тебе на — схлопотала от первого же попавшегося марджа по морде. Что теперь делать? В драку ввязаться? Затопчут на месте. Попытаться удрать? Вряд ли получится — пространство закрытое, кто-нибудь непременно подставит подножку.

Мардж наклонился, схватил Лину за плечи, рывком поставил на ноги, размахнулся для очередной оплеухи… Лина ударила первой — рефлексы сработали молниеносно, сделали свой выбор, решили все за нее. Кошачий удар лапой по морде — отвертки выскочили из кончиков пальцев, прочертили на бело-коричневой щеке марджа четыре кровавых линии.

Мардж завопил так, что заложило уши, бросился в атаку разъяренным носорогом. Лина повернулась и побежала. Все-таки побежала. Что еще ей оставалось делать?

Будь станция пустой, она успела бы. Домчаться до неработающего эскалатора, пронестись по нему. Трудно, неудобно перебирать по ступенькам с пальцеглазовской скоростью, но все же возможно. А дальше улица, хрен ее там догонишь.

Как же, дали ей убежать… От стайки бездельников, стоящих на левом фланге, отделился странно одетый типчик (Лина еще не осознала, что странного в его прикиде, не было у нее на то времени), бросился наперерез. Лина вильнула в сторону, но человек, проявив прыть, успел схватить ее за руку, вцепился как клещ. Лину развернуло по инерции, она увидела, как набегает ямаец — потный, окровавленный, пыхтящий. Лина рванулась, закричала, ямаец радостно осклабился, в лапе его появился нож. И тут тип, поймавший Лину, совершил сложный акробатический трюк. Не отпуская девушку, он прыгнул и в полупируэте въехал ямайцу обеими ногами в грудь, сшиб его на полном скаку. Мардж отлетел на два метра, рухнул на пол, сложился пополам в кашле. Пленитель же Лины приземлился — аккуратно, словно тренировался в выполнении исполненной комбинации всю жизнь, полы его расстегнутого черного пиджака вернулись на положенное место. Он отпустил руку Лины, поправил галстук-бабочку, слегка скособочившуюся после умопомрачительного прыжка, и сказал:

— Стой тут, детка, не беги. Не надо бежать. Это не соответствует этическим принципам сликов.

— Что? — хрипло переспросила Лина. Удары сердца молотками бухали в ее ушах. Она не понимала ни черта.

— Ты совершила необдуманный поступок — раскровянила морду Дирсу. Слики не любят, когда брейнвоши распускают руки на их территории, сие позволительно только копам. Поэтому у тебя, сладкая леди, есть хороший шанс поломаться и попасть в больницу. Или даже не доехать до больницы, умереть по дороге от множественных травм, несовместимых с жизнью. Слушай меня, сладкая леди: я благородно предлагаю тебе свою помощь. Не рекомендую отказываться.

Толпа уже подходила с двух сторон — не спеша, в полном понимании, что Лина и ее неожиданный защитник никуда не денутся, не удерут. Иные из марджей пощелкивали пальцами, разминая кисти, крутили головами, массировали на ходу шеи. Очень походило на подготовку к большой драке.

Лина никак не могла перевести дыхание. Мозг ее судорожно просчитывал варианты спасения: короткий разбег — большой прыжок через головы сволочной толпы — вниз, в поездную яму — не попасть на контактный рельс — мощный забег в тоннель — до следующей станции, до приличной станции — за ней не погонятся, зачем им лезть под колеса метро — дай бог ей самой выжить, успеть прижаться к стене, когда ревущие составы будут проноситься мимо…