Альфред Ван Вогт - Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А

— Ах да, — сказал Хаулэнд. — Свидетельство о смерти, выданное в Нью-Йорке. Кто-нибудь имеет понятие, где оно находится? Его кто-нибудь хоть видел? — И махнув рукой, он закончил: — Ну да неважно сейчас. Мисс Лэннет!

В тоне его послышались оттенки язвительности, Стивенс выпрямился. Он увидел, что Мистра тоже заметила новые нотки в голосе. Она окаменела.

— Да? — отозвалась она.

— У вас нет возражений встретиться с Артуром Таннахиллом, наследником имения?

Мистра заколебалась.

— У меня нет желания, — сказала она, наконец.

Хаулэнд резко поднялся со стула.

— Может быть, ваше нежелание встретиться с ним лицом к лицу как-то связано с тем фактом, что когда сегодня утром была открыта могила Ньютона Таннахилла, гроб оказался пустым?

Он обошел свой стол.

— Если у вас нет возражений, — саркастически заметил он, — мы немедленно поедем в Большой дом, и я представлю вас мистеру Ньютону Таннахиллу. Едем?

Стивенс, который думал об осложнениях, быстро сказал:

— Я позвоню мистеру Таннахиллу и объясню ему ситуацию.

Хаулэнд зарычал на него:

— Вы ему ровным счетом ничего не скажете. Вы хотите предупредить его, — он ухмыльнулся. — А я хочу, чтобы это было сюрпризом.

Стивенс был вне себя от гнева:

— Это просто черт знает что, я такого еще не видывал. Вы уверены, что соображаете, что делаете?

— Никогда еще в моей жизни я не был так уверен, — сказал Хаулэнд твердо.

Стивенс взял себя в руки и сказал:

— Бога ради, послушай, ты бы подумал головой. Ты собираешься так своевольно обойтись с самим Таннахиллом. А что отпечатки пальцев? Ведь они могли внести ясность в этот вопрос и уладить дело.

Он почувствовал, что-то неладное в тот момент, когда заговорил. Если Мистра сказала ему правду, то отпечатки пальцев дяди и племянника будут одинаковыми. Казалось невероятным, что они не подумали об этой возможности. Если бы они об этом подумали, то никаких отпечатков пальцев вообще бы не было.

Хаулэнд сказал:

— Мы связались со всеми агентствами, и ни в одном нет снимков с отпечатков пальцев Ньютона Таннахилла. Поскольку только официальные отпечатки могли бы иметь юридическую силу, то с этим вопросом покончено.

Стивенс даже не мог понять, почувствовал ли, он облегчение.

— Тем не менее, — сказал он упрямо, — позвольте мне позвонить мистеру Таннахиллу и назначить встречу. Я уверен, что мы можем уладить весь инцидент без излишней грубости.

Хаулэнд покачал головой:

— К черту! Все равны перед законом, и никаких любезностей не будет. Ты едешь или тебя будет сторожить полицейский, пока мисс Лэннет и я будем в Большом доме?

Когда несколько минут спустя Стивенс шел вниз по лестнице перед Хаулэндом, он думал: «Вот результат того, что Хаулэнд потерял место у Таннахилла. Он старается отомстить и как можно чувствительнее».

Но по крайней мере одно было хорошо во всей этой ситуации. В этот момент его интересы и интересы Таннахилла почти совпадали.

XII

Дом был действительно стар. Уже больше тысячи лет прошло, как он приютился на горе и смотрел вниз, на все то же море. И так же, как и у моря, у него не было желаний, не было мыслей, не было цели. Шли дни, шли годы, дом менялся, но это были только внешние изменения: заново оформленные интерьеры, новые усилия по наведению чистоты, новая расстановка мебели. Снова и снова добавлялись или изменялись какие-то детали. По-другому начали разбивать сады, чтобы они стали еще более зелеными и чтобы у них был еще более ухоженный вид. К нему свозили массы земли, создавали из них новые ландшафты, потом они долгие годы радовали глаз, потом их разрушали. Деревья сажали, и они жили и умирали, или их спиливали. Дом не видел, не чувствовал, не менялся. Все эти годы он твердо стоял на твердой земле — безжизненное строение из мрамора и тайны.

Это было внушительное одноэтажное здание, и стояло оно на высоком холме. Стивенс часто думал о том, что единственное, что спасло этот дом от влияния людей, которые проходили мимо него по дороге внизу, так это то, что самая его примечательная черта была спрятана за полосой деревьев. Он видел эти ступени, когда давно был в доме, и до сих пор был под впечатлением.

Когда машина начала взбираться по горе, он оглянулся. Солнце бросало лучи на огромное водное пространство, которое начиналось оттуда, где заканчивался город. Направо и налево раскинулись окраины Альмиранта, они будто врезались в холмы, покрытые густой зеленью. Далеко к югу мерцали две серебристых ленты железной дороги, неожиданно появлявшейся из кустарника и плавно поворачивавшей к Тихому океану.

Машина с визгом обогнула островок, на котором росли деревья на одном уровне с вершиной горы. А вот и дом.

Бросив на него первый же взгляд, Стивенс выпрямился. Он забыл о впечатлении, которое на него произвели ступени. А может быть, в тот раз, когда он его видел, дом не значил для него так много. Изгородь из деревьев, должно быть, и была посажена, чтобы воспоминания не были такими яркими. Она скрывала ступени. Прохожий поднимал глаза над деревьями и видел поверх их макушек одноэтажный дом с широким фасадом. Ни одной ступени снизу видно не было, а там их было (Стивенс педантично их сосчитал) двадцать пять. Они протянулись вдоль всего фасада дома, метров на тридцать по меньшей мере, и поднимались к широкой каменной террасе с двойной дверью из толстого стекла в центре.

Ступени были сделаны из мрамора. Дом был построен из тщательно отполированных плит такого же мрамора, белизна которого создавала иллюзию его отдаленности. Если на него смотреть с близкого расстояния, то в сияющей сероватой белизне появлялся зеленоватый оттенок.

Стивенс вышел из машины вслед за Мистрой и Хаулэндом, медленно поднялся за ними к террасе и встал рядом, когда Хаулэнд позвонил.

Прошла минута, еще пять звонков, но дверь никто не открывал.

Стивенс первый отошел от двери. Он прошел вдоль террасы, прислушиваясь к тишине. Легкий бриз подул ему в лицо, и это напомнило ему о том шоке, который он перенес в офисе Хаулэнда. И еще он подумал о том, что возможно тысячу лет назад женщина — которая все еще жива — вот так же стояла здесь, на этом вечно живом мраморе, и чувствовала ласку такого же бриза в такое же вечное зимнее калифорнийское утро, как это.

Тогда эти места, конечно, не назывались Калифорния. Это было до того, как пришли испанцы со своими названиями Калифорнии — Байя и Алта, и до того, как пришли ольтеки, и, возможно, до полумифических тольтеков.

Стивенс смотрел вниз, туда, где зеленая земля касалась великолепного, безмятежного моря… Пятьдесят поколений дом смотрел со своей высоты в эти глубины и наблюдал, как странные мужчины и женщины приходят из далеких земель, невидимых за горизонтом. Стивенс почувствовал какой-то приступ меланхолии, страшной зависти, нежелание стареть и умирать, пока этот бессмертный дом продолжал стоять на часах под вечно теплым небом Калифорнии.