Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин
– Сядьте, – скомандовала Хезер. – Выглядите ужасно. Может, выпьете? Или врача? У меня в машине есть бренди. Поехали-ка со мной – найдем врача в Линкольн-Сити.
– Я в порядке. Прст… очнь… спать.
– Вы же сказали, не можете заснуть.
Он посмотрел на нее осоловелыми воспаленными глазами.
– Не могу себе позволить. Боюсь.
– Господи! Сколько это продолжается?
– Св… свс… …кресенья.
– Вы не спали с воскресенья?
– С субботы? – сказал он с вопросом в голосе.
– Что-нибудь принимали? Стимуляторы?
Он покачал головой.
– Немного все-таки поспал, – сказал он довольно четко, но тут же вдруг задремал, как девяностолетний старик.
Она уставилась на него, не веря своим глазам, но он так же быстро очнулся и внятно спросил:
– Вы приехали ради меня?
– А ради кого? Нет, черт побери, за рождественской елкой! Мы вчера договаривались пообедать – вы не явились.
– Ой, – он широко распахнул глаза, силясь ее разглядеть, – извините. Я в последние дни не в себе.
Сказав это, он вдруг, несмотря на дикие глаза и растрепанные волосы, снова стал собой – человеком, чье чувство собственного достоинства уходило так глубоко внутрь, что на поверхности было едва заметно.
– Ладно. Наплевать! Но вы и к врачу не ходите, так?
Он кивнул.
– Будете кофе? – спросил он.
Это не просто чувство собственного достоинства. Гармоничность? Целостность? Как у необработанного куска дерева.
Бесконечный потенциал, неограниченная, безоговорочная целостность бытия без изъятий, без обязательств, без действий: бытия только самим собой и больше никем, бытия всем.
Таким она его вдруг увидела, и больше всего в этом прозрении поразила ее сила этого человека. Он оказался сильнее всех, кого ей приходилось встречать, потому что его нельзя было сдвинуть с центра. Вот почему он ей понравился. Сила притягивала ее, как свет – мотылька. Она выросла в любящей семье, но силы в ее окружении не хватало: не на кого было опереться, это другие на нее опирались. Тридцать лет она мечтала, что встретит кого-то, кого не надо будет подпирать, кто не станет на нее опираться никогда, ни в каких обстоятельствах…
И вот сбежавший от врача плюгавый псих с красными глазами – ее надежда и опора.
Жизнь – такая запутанная штука, что черт ногу сломит, подумала Хезер. Никогда не угадаешь, что дальше. Она сняла плащ, а Орр тем временем взял с полки чашку, достал из буфета банку с молоком и сделал ей крепкий кофе: девяносто семь процентов – кофеин, три – все остальное.
– А сами?
– Больше уже не могу. Изжога.
Ей так его стало жалко.
– Может, бренди?
Он взглянул с робкой надеждой.
– Вы от него не уснете. Наоборот, взбодритесь. Сейчас схожу.
Он посветил ей фонариком на улице. Ручей гремел, деревья застыли в тишине, над головой скалилась луна. Луна пришельцев.
Вернувшись в дом, Орр налил себе немного, отхлебнул, вздрогнул: «Хорошо!» – и выпил до конца.
Она поглядела на него одобрительно.
– Всегда вожу с собой пинтовую флягу. В машине обычно держу в бардачке, а то, если полиция тормознет, надо показывать права – фляга в сумке ни к чему. Но обычно держу при себе. Занятно: каждый год пару раз приходится очень кстати.
– Вот почему у вас такая большая сумка, – сказал Орр с хмельком в голосе.
– Само собой! Добавить, что ли, в кофе? А то больно крепкий. – Она плеснула бренди себе в чашку и заодно налила ему. – Как вам удается не спать уже часов шестьдесят-семьдесят?
– Я не то чтобы совсем не сплю – просто не ложусь. Можно вздремнуть сидя, но без снов. Чтобы снились сны, надо лечь – тогда большие мышцы расслабятся. В книгах вычитал. В принципе, работает. Пока настоящих снов не было. Но если толком не удается расслабиться, быстро просыпаешься. А в последнее время начались галлюцинации. Будто по стене что-то ползает.
– Вы так долго не протянете!
– Да. Знаю. Просто надо было уехать. От Хейбера.
Пауза. Похоже, на него опять накатило оцепенение. Он глуповато хихикнул.
– На самом деле я вижу только одно решение, – продолжил он, – убить себя. Но не хочется. Это как-то неправильно.
– Конечно неправильно!
– Но это надо остановить. Меня надо остановить.
Она не совсем его поняла, и вникать желания не было.
– Хороший у вас домик, – сказала она. – А как дровами пахнет! Лет двадцать этого запаха не чувствовала.
– Згрзняю воздух, – пробормотал он со слабой улыбкой.
Казалось, он вот-вот отключится, но она заметила, что на раскладушке он сидит ровно, даже не позволяет себе прислониться к стене. Он поморгал.
– Когда вы постучали, я решил: сон. Поэтому сраз… не сраз… открыл.
– Говорите, намечтали себе этот домик во сне? Скромненько. Почему тогда не придумали себе шале на морском берегу в Сэлишане или замок на мысе Перпетуа?
Он нахмурился и покачал головой:
– Хотел только это.
Еще поморгав, он спросил:
– Что случилось? С вами что случилось? В пятницу. У Хейбера. На сеансе.
– Так я как раз и приехала спросить!
От этих слов он проснулся.
– То есть вы поняли…
– Видимо. Я чувствую, что что-то произошло. С тех пор как будто на одних и тех же колесах сразу по двум путям еду. В воскресенье в собственной квартире налетела на стену! Видите?
Она показала чернеющий под шоколадной кожей синяк на лбу.
– Там оказалась стена, хотя там не было стены… Как вы с этим живете? Как вы вообще понимаете, где что находится?
– Я и не понимаю, – ответил Орр. – Все время путаюсь. Если так и должно происходить, то хоть не настолько часто. Перебор. Уже не знаю: я сошел с ума или просто слишком много противоречащих сведений. Я… Просто… Вы что, действительно мне верите?
– А что остается? Я же видела, что случилось с городом! Как раз смотрела в окно. Только не думайте, что я хочу верить. На самом деле не хочу, пытаюсь не верить. Боже, кошмар какой-то. Но этот Хейбер, а? Он ведь тоже не хотел, чтобы я поверила. Так заболтал меня сразу. Но то, что вы сказали, когда проснулись… И потом эти стены на пустом месте, и на работу пошла не на ту улицу… И вот хожу и думаю: а что еще ему приснилось после пятницы? Уже, наверное, все изменилось, только я не знаю, потому что меня рядом не было. И я начинаю думать, что́ именно изменилось, и вообще не понимаю, осталось ли что-то настоящее.
– Вот именно. Слушайте, вы ведь знаете про
