Альфред Бестер - Тигр. Тигр!

Увы, Джеймс говорил на языке животных, который его мать не понимала и даже не слышала. Поэтому он просто сказал по-человечески «да», но был при этом очень раздражен неспособностью матери его услышать. В этом и состоит ужасный конфликт нашего правдивого рассказа.

А в Большой красной школе и вокруг нее началось обучение Джеймса Дюпре.

— Высочайший расцвет музыки приходится на эпоху барокко, — говорил Джек Джонсон. — Телеманн, Бах, Моцарт и, по моему мнению, величайший из них — Вивальди. У него была сила, у него был нерв. Вы меня понимаете? Хорошо. Теперь вы должны все время иметь в виду, что музыканты говорят, обмениваются высказываниями. И вы должны не просто слушать музыку, вы должны ее делать, то есть вести разговор с музыкантами. Понятно? Вы слышите их утверждение, и вы отвечаете. Вы соглашаетесь с ними либо спорите. Это, собственно, и есть то, из чего состоит музыка.

— Спасибо, сэр.

— Не за что, не за что. А теперь послушаем, как вы поете «ля».

— Копая глубже и глубже, — говорил Крот Кроу, — мы обнаруживаем, что температура фунта увеличивается в среднем на один градус по Фаренгейту на фут глубины. Однако братья с севера рассказывают, что они быстро натыкаются на слой вечной мерзлоты, оставшейся с ледниковой эпохи. Это весьма интересно. Это означает, что в математическом смысле последнее оледенение еще не закончилось. Вы видели когда-нибудь айсберг?

— Нет, сэр.

— Я хотел бы докопаться до основания айсберга и посмотреть, какая там температура.

— Но там же очень холодно!

— Холодно? Тьфу! Холод бодрит лучше любых таблеток.

— Спасибо, сэр.

— Дай мне взглянуть на твою ладонь, — сказала мисс Леггорн, — Бенни. Бенни. Очень отчетливая линия жизни. Увы, линия Венеры, линия амуризмо прерывается в мульто местах. Боюсь, кара мио, что у тебя будет не слишком счастливая любовная жизнь.

— Повторяй за мной, — сказал Сеньор Кролик, — Я даю честное слово.

— Я даю честное слово.

— Что буду преданно исполнять свой долг.

— Что буду преданно исполнять свой долг.

— Перед Богом и перед своей страной.

— Перед Богом и перед своей страной.

— А также исполнять все скаутские законы.

— А также исполнять все скаутские законы.

— Я буду всегда помогать другим.

— Я буду всегда помогать другим.

— И поддерживать себя крепким физически.

— И поддерживать себя крепким физически.

— Умственно бодрым.

— Умственно бодрым.

— И чистым морально.

— И чистым морально.

— Хорошо. Теперь ты стал настоящим новичком. Завтра мы займемся завязыванием узлов.

— Извините меня, сэр. А что такое чистый морально?

— А теперь смотри на меня, — сказала дебютантка. — Делай шаг. Еще шаг. Еще шаг. И еще шаг. Вот так и танцуется «гаспачо». А теперь попробуй сам.

— Мэм, я не умею даже ходить.

— Ну да, понятно, — догадалась дебютантка, — Как же ты сможешь тогда танцевать? Мы что же, просидим весь урок просто так? Расскажи мне, какие хорошие книжки прочитал ты за последнее время.

— Всему, что я знаю, — сказал Белый Крыс, — меня научил Раттерсовский профессор. Он был Фи Бета Капа. Он сказал, что в гуманитарных и естественных науках перед нами всегда встают проблемы и важнее всего сразу решить, дело тут в сложности вопроса или в его запутанности. Ты понимаешь различие?

— Нет, сэр. Боюсь, что нет.

— Хм! Задержка в развитии!

— Сэр, а что такое различие?

— Джордж Сурок хочет рассказать тебе о топографической съемке.

— Не понимаю, с чего это Профессору пришло такое в голову, — сказал Джордж В, — Топографическая съемка удивительно скучна. Я не пожелал бы заниматься съемкой и худшему своему врагу.

— Так почему же, сэр, вы тогда ею занимаетесь?

— Не знаю. Может быть, потому, что я сам удивительно скучный тип и мне это нравится. Но ты-то не скучный тип, ты весьма сообразительный мальчик.

— Благодарю вас, сэр. Но почему бы вам меня не попробовать и посмотреть, вдруг мне это понравится?

— Ну что ж, хорошо, если с самого начала будет иметься в виду, что я ни к чему тебя не принуждаю.

— А я ни на что еще и не согласился.

— Ну что ж, вполне честное отношение к делу. Так вот, эту работу невозможно толком выполнить, если не зафиксировать сперва широту и долготу. Широту дает нам высота солнца над горизонтом, а время дает долготу. Усвоил?

— Но я же не знаю время.

— Знаешь, мальчик, прекрасно знаешь. У тебя есть биологические часы.

— Сэр, я не знаю, что это такое.

— Такие часы есть у каждого из нас. Ну, отвечай быстро, не задумываясь. Сколько сейчас времени?

— Как раз перед ужином.

— Нет! Нет! Сколько времени назад солнце кульминировало, то есть поднялось на максимальную высоту, что происходит точно в полдень. Ну, быстро! В часах, минутах и секундах. Не задумывайся.

— Шесть часов семнадцать минут пять секунд.

— Точнее будет — три секунды. Ты ошибся бы на восемьсот ярдов. — Несравненный топограф поощрительно похлопал Джеймса по плечу. — Ты блестящий мальчик, у тебя прекрасные биологические часы. Завтра мы обследуем периметр фермы.

— Все леди, я бы сказал, кхе-кхе, переменчивы. Никогда не забывай об этом. Мы можем с ними жить, и мы не можем жить без них. Как писал великий поэт: «Вдыхая аромат ее шагов, я онемел, я умереть готов — весь в благорастворении шелков»[138]. Боюсь, ты еще слишком юн для второй строфы, являющейся несколько непристойной.

— Да, сэр.

— Теперь перейдем к главному, — сказал Председатель. — Надеюсь, ты не дальтоник?

— Я не знаю, сэр.

— Восприятие цветов крайне существенно для выживания. Хорошо, мы тебя проверим. Какого цвета этот цветок?

— Он цвета ириса.

— Понятно, но что это за цвет? Как он называется? Название, какое название у этого цвета?

— Синий? — попытался угадать Джеймс.

— Насыщенный синий с пурпурным оттенком. А этот тюльпан?

— Красный?

— Он светло-вишневый. Старайся, старайся, мой юный друг. Выживание, выживание и еще раз выживание! А сирень?

— Сиреневая, сэр.

— Вот это — верное восприятие. Очень хорошо. Завтра мы будем изучать, как однажды Жан-звонарь городской сломал фонарь.

— А что это такое, сэр?

— Эти слова начинаются с тех же самых букв, что и цвета спектра, — строго пояснил Председатель и отошел горделивой походкой.

— Эй, парнишка.

— Да, ваше преосвященство.

— Кто из них твой отец?

— Тот, что выше, сэр.

— А чем он занимается?

— Ну, он много разговаривает, и поэтому я много слушаю.