Анна Богданец - Клуб любителей фантастики, 2004

Нечеловек принял Угрожающую Позу-триста.

Похоже, испугался стрелок, отметил он, снисходительно наблюдая сквозь Лингома, как мечется в своем каземате жалкий представитель местной формы жизни.

Внезапно тот замер и обратил лицо к нечеловеку. Губы его шевельнулись.

— Что он говорит? — спросил нечеловек. — Сдается? Или молится?

Громадный рубиновый шар плазмы — гораздо более тугой и объемный, чем можно было ожидать, — вдруг вспух над планетой и ринулся навстречу шлюпу.

— Пошел… ты… — начал переводить Лингом. Конец короткой фразы он перевести не успел…

Рисунки Виктора ДУНЬКО

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 5 2004

Виктор Исьемини

ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ

… В этом театре я танцевал и умирал, танцуя

Этой равнине быть полагал лучшею из равнин

Собственно больше ты, краевед, знать обо мне не должен

Все остальное — рябь на воде, темная речь руин

Чаял постичь я этот язык, но до конца ни слова

Так и не понял, будет с меня, дальше пойдешь один…

Иовер жил на равнине. Впрочем, слово «жил» не совсем соответствует тому состоянию, в котором пребывал Иовер… Иовер был равниной? Чувствовал себя равниной? Как бы там ни было, Иовер сбрасывал листву с деревьев зимой, расцветал весной, переводил стада травоядных с одного пастбища на другое… И направлял стаи хищников за ними… И танцевал на рассвете, встречая Свет и Тепло.

Когда-то давно… А может, недавно? Для бытия Иовера понятие «давности» было не вполне адекватным. В общем, когда-то прежде Иовер озаботился тем, чтобы заменить примитивные формы жизни на равнине более совершенными, более соответствующие тем условиям, которые диктовались Светом и Теплом, либо их отсутствием. Однако и кое-кто из прежних существ выжил, хотя и проигрывал эволюционировавшим собратьям. Для этих, прежних, Иовер заботливо выделил сырые затененные участки равнины, где они могли бы продолжать свой жизненный цикл без излишнего опасения встретиться с лучше приспособленными конкурентами…

Итак, жизнь равнины Иовера была сбалансирована, упорядочена раз и навсегда и, таким образом, наделена особым родом совершенства, которое в высшей форме стабильности таит подспудную жажду перемен и ожидание вызова.

Перемены пришли на рассвете. Иовер, как обычно, танцевал, приветствуя появление Света и Тепла — те только-только явились тоненьким серпом ослепительного излучения над одной из округлых вершин горной цепи, замыкающей горизонт…

И тут произошло НЕЧТО. Если бы Иовер обладал «слухом» и «зрением», он бы мог отметить, что НЕЧТО сопровождалось грохотом и вспышками, более яркими, чем дневные Свет и Тепло. Если бы Иовер обладал «памятью», он бы мог отметить, что ничего подобного прежде на его равнине не случалось… Словом, так или иначе, Иовер ощутил дуновение, сотрясение почвы и изменение теплового баланса. В клубах пара, наполовину перегородив речушку, на равнине стоял странно блестящий цилиндр. Никогда прежде Иовер не создавал ничего подобного, ибо ни в чем подобном равнина не нуждалась. Вообще, целесообразность такого предмета для Иовера не была очевидной, а его единственным императивом были необходимость и целесообразность.

Цилиндр был гораздо больше любого из созданий Иовера — любого зверя, рыбы или дерева. Но если бы Иоверу понадобилось описать его размер, он не стал бы использовать понятие «огромный», ибо цилиндр был все же гораздо меньше равнины. Ну, это в том случае, если бы для Иовера существовало понятие «размера».

Когда пар улетучился и растаял, а речка успокоилась в новом русле, в блестящем боку цилиндра — том, что не был погружен в воду, — открылись отверстия, из них к изуродованной лужайке осторожно протянулись тонкие металлические суставчатые конструкции. И все замерло. Затем часть блестящих стержней вонзилась в почву, уничтожив несколько травинок (Иовер ощутил их гибель), часть развернула широкие лопасти на концах, сориентировав их в разные стороны. И все замерло снова.

Затем — уже при новом Свете — в покрытом росой боку цилиндра открылись новые, куда более широкие, отверстия, из них опустились другие конструкции — плоские полосы, странным образом изломанные.

Когда их снабженные острыми шипами окончания вцепились в почву равнины, из отверстий показались существа. Да, это определенно были существа — в отличие от цилиндра, его обитатели оказались живыми. Они были лишь немногим крупнее самых больших из тварей долины, а вместо шкуры их покрывала странная белая чешуя. Или даже не чешуя… Иовер вскоре осознал, что странный покров пришельцев имеет иное происхождение, нежели они сами, и предназначен для защиты от механического воздействия. Остроумно! Иовер даже ощутил что-то вроде зависти к создателю тварей, что жил в цилиндре. Его существа были крупнее и сложнее тех, что населяли равнину, а эта идея чужеродного покрова… Однако никого, кто мог бы являться создателем и владыкой цилиндра, Иовер не обнаружил. А вернее, если оперировать терминами, более близкими Иоверу, — того, кто был цилиндром так, как Иовер был равниной… Тогда Иовер обратил более пристальное внимание на существ в белой чешуе. Не то чтобы он «присмотрелся», «пригляделся» или «принюхался» — скорее, «примыслился». Странно, но эти пришельцы, пожалуй, были слишком необычными. В чем-то Иовер даже признал их равными себе. Они умели мыслить абстрактно и изменять равнину вокруг себя. Во всяком случае, при следующем Свете Иовер обнаружил, что площадка вокруг металлического цилиндра преобразилась так, что это никак невозможно было объяснить естественными причинами. Да и какие причины, не обусловленные вмешательством Иовера, могли считаться на равнине «естественными»?

Вокруг цилиндра выросли новые объекты, поменьше, сферической формы — но материал, из которого они были сделаны, блестел точь-в-точь как стенки большой конструкции. Лужайка вокруг них была огорожена сетками, вдвое превосходящими по высоте рост пришельцев. За сеткой расположилось много странных объектов разного размера, но меньших, чем сферы. Постепенно Иовер уяснил назначение маленьких сооружений, сетки и всего другого. Многое он нашел странным и нецелесообразным, однако с выводами все же не спешил — слишком велики были различия между его равниной и цилиндром пришельцев. Сферы были «жилищами», а другие предметы — «инструментами» и вместилищами «запасов». И то и другое было новым для Иовера и показалось ему остроумным и занятным.