Федор Богданов - Дважды рожденный

Субмарина была погружена во мрак. Кругом царила могильная тишина, которая нарушалась только дыханием профессора.

— Хватятся или не хватятся? — в десятый раз спрашивал себя Мартынов, сидя в своем убежище.

В последние дни в его сознание вселились некоторые опасения, он начал думать, что, пожалуй, молчаливые и бесстрастные гоми, всегдашние свидетели его бесед с Эйсом, кое-что уловили из разговоров и сделали из этого соответствующие выводы. Похоже было на то, что они, если и не знали всего, то имели кой-какие подозрения и, конечно, чего доброго, примут свои меры. Стража около лодки давала повод для размышлений на эту тему.

Опасения Мартынова несколько увеличились, когда назначенный срок отплытия субмарины прошел, а сюда все еще никто не являлся. Ах, зачем он был так неосторожен! Редко мы умеем верно оценивать вещи и события: всегда недооценим или переоценим. Кажется, он недооценил гоми, и они его провели. А, может быть, тут виновата Нифе?

Профессор вспомнил, что в последнее время он почти никогда не оставался один — всегда около него была свита. Чон категорически отказался беседовать с ним по вопросу о его участии в испытании субмарины.

— Гоми не желают, чтобы Токи подвергался риску, — заметил он только.

«Не желают»! Профессор часто слышал это, и ему нередко приходило в голову, что положение его явно двусмысленное: ему оказывали все знаки почтения, но в то же время держали около себя, как пленника. Гоми почитали в нем какое-то высшее существо, но при случае не прочь были пустить в ход также ралюм, если бы он их не послушался.

Сидя в своем убежище, профессор вспомнил книгу, которую он читал в детстве. В ней описывался народ, живший в старину где-то в Азии. Народ этот поклонялся маленьким деревянным идолам, которым при удаче на охоте мазали морду жиром и кровью, а при неудачах — секли нещадно.

Профессор Мартынов тоже показался себе подобным божком, которого рыбы-люди при случае могут высечь.

Напряженный слух профессора уловил какой-то шорох на лодке. Похоже было, как будто кто-то очень осторожно ходил по полу, но как ни всматривался он в темноту, ничего не мог заметить. Вот кто-то остановился под трапом и шумно вздохнул. Теперь уже не могло быть сомнения: в лодке кто-то был.

Профессор удвоил осторожность и старался задерживать дыхание, он даже закрыл глаза, но чисто инстинктивно, точно страус, и конечно сейчас же открыл. И как раз во время, чтобы заметить какую-то тень у бокового люка: бассейн почти не освещался, но какой-то слабо отраженный свет был здесь. Значит, на субмарине были два посторонних существа? Профессор был заинтересован и прильнул к небольшому отверстию в кабинке.

Вдруг яркий свет озарил внутренность машинного отделения. Профессор отшатнулся, боясь, что его заметят, так как он ясно видел перед собой две фигуры гоми.

Гоми начали перекидываться короткими замечаниями. Профессор понял, что они кого-то искали и не нашли. Уж не его ли ищут они? Раздумывая над этим, профессор услышал удаляющиеся шаги. Разве ушли? Оконце в кабинке было немного больше кулака, но все-таки мельком профессор заметил, когда гоми попадали в поле его зрения, что они что-то ищут, заглядывая в каждый уголок, каждую нишу.

Конечно, теперь уже не могло быть сомнения в том, что ищут именно его, профессора. Ясно, что его хватились. Найдут или не найдут? Этот вопрос неотступно вертелся в его голове и не давал ему сосредоточиться: профессор волновался. А как поступить, если его найдут? Драться? Одному с целым народом? Это показалось профессору явно нелепым.

Он посмотрел на желтенький ралюм. Что за сила в нем и что можно сделать с этой невинной палочкой? Странное название: ралюм. Нет ли здесь корня от слова «радий»? Тогда, может быть, ралюм можно было бы перевести, как радиоревольвер?

Размышления профессора, были прерваны шумом шагов: через люк на субмарину взошло около сотни гоми. Среди них был и Эйс.

К Чону подошел один из тех двух гоми, которые раньше пришли сюда в поисках профессора, и что-то ему сказал. Чон разочарованно, как показалось Мартынову, кивнул головой.

Вслед за тем люки были плотно закрыты, Эйс стал среди рычагов, а позади его — два гоми с ралюмами в перепончатых руках, невозмутимые и спокойные.

Сердце Мартынова болезненно сжалось: неужели их план открыт?

Мотор под ним загудел, как потревоженный рой пчел, но субмарина была еще спокойна. Мартынов знал, что в бассейне-трубе существует воздуходувное сооружение, именно сжатый воздух должен будет вытолкнуть субмарину из бассейна. Если бы этого не было, то при выходе в море воды его неминуемо хлынули бы во дворец и затопили бы его.

Субмарина слегка вздрогнула и опустилась ниже. Затем послышался свист, шипение, сильно заглушенное стенами, подводная лодка, преодолевая напор колоссальных масс воды, медленно двинулась вперед.

Вышли! Профессор ощущал радостное волнение от того, что Зеленый ненавистный ему дворец остался позади. Нет, чорт возьми, он сделает все, от него зависящее, чтобы вновь не попасть сюда! Довольно с него божеского положения!

Эйс правил спокойно и уверенно. К нему подошли три будущих капитана. Каждый из них по очереди брал рычаги и заставлял лодку то подниматься кверху, то опускаться, поворачивал в стороны. Лодка слушалась хорошо. Если один из гоми делал ошибку, Эйс поправлял его.

Но два стража с ралюмами стояли не шевелясь и следили за каждым движением Эйса.

Остальные гоми разбрелись по громадной субмарине, способной вместить многие тысячи людей.

Эйс часто посматривал на плоский белый круг со стрелкой. Это был аппарат, указывавший лодке направление. Рядом находился стеклянный шар, в котором раз или два вспыхнул свет. Профессор знал, что вспышка света являлась сигналом — указывала на то, что впереди есть подводные скалы или берег, и для того, чтобы на них не наткнуться, надо было изменять направление.

Кто-то открыл одни из люков, и сквозь стекло профессор видел, как пенилась вода у борта лодки. Вдруг он чуть не вскрикнул: через люк видны были два световых пояса в воде и над ними — громадный световой шар. Картина была очень красива, и профессор долго ломал себе голову над этой световой загадкой. По всей вероятности, решил он, наконец, эти широкие полукруги с загнутыми кверху краями — галлереи, опоясывающие Зеленый дворец на три четверти и, как он хорошо знал, ярко освещенные. Именно поэтому эти два пояса идут параллельно между собой, при чем верхний вдвое короче нижнего. Это вполне согласовывалось с теми наблюдениями которые профессор сделал, еще будучи во дворце. Большой шар наверху просто служил маяком.