Галина Полынская - МетрОполь

Получается, последним в квартире был Олег, наверное, они на него подумали. Не знаю, как там все в действительности было, но вскоре эти люди перестали с ним общаться, а Олег мне ничего, ни слова не сказал, хотя, наверняка, был уверен, что вазу взял я. Знаете, столько лет прошло, а вот стыдно только сейчас стало.

Вы знаете, а еще… я об этом тоже раньше никому не рассказывал… Я как-то нарисовал пистолет с большим черным дулом, обращенным к себе и сидел, смотрел на него долго-долго. Потом приложил ко лбу, к виску и попытался представить, что дуло настоящее. Хотел уловить ту самую грань, толщиной не более секунды, отделяющую человека от смерти, пытался понять, что можно испытать, успеть за эту секунду, хотел узнать, что же такого важного в жизни, почему она так драгоценна, за что ее нужно любить? Конкретно мне — мою? Я сидел, репетировал свою смерть и ничего, совсем ничего не чувствовал, в голове не возникало никаких вопросов-ответов. Только одно было ясным и четким: будь у меня в руке настоящий пистолет и разнеси я себе башку прямо сейчас — в мире ничего не изменится, то есть, вообще, совсем ничего, этого даже никто кроме Олега не заметит. Я скомкал листок, даже выбросил его, будто он и вправду мог выстрелить, мне было так тоскливо, так пусто и я почему-то думал, что так, должно быть ощущает себя женщина после выкидыша. И я пообещал сам себе, что с завтрашнего дня начну что-нибудь менять в своей жизни, в себе самом. Но ощущение тоски оказалось настолько невыносимым, что я напился, на утро валялся с бодуна без единой мысли в голове и было уже не до перемен. Потом все как-то сгладилось, забылось, иногда что-то начинало шевелиться в душе, но я смотрел по сторонам, видел, что другие не лучше, если не хуже, и успокаивался…

Наверное, сглуплю, буду потом жалеть, никогда себе этого не прощу, но пойду-ка я в эту дыру снеговую, будь она не ладна. Пацан там дурной, да девчонка, да тормозило в балахоне. Я-то хоть чуть-чуть про этот мирок знаю, а они совсем ничего, не выберутся, растеряются совсем… А вы можете благословить, батюшка?

— К сожалению, мне это право не дано, — монах обернулся, чуть склонил голову и посмотрел на Артура. Седые пряди слегка развевал чистый прозрачный ветер, лицо, неподвижное, как маска и бездонные озерца глаз — это все, что успел увидеть Артур. Трава внезапно стала скользкой, Артур неловко взмахнул руками и сорвался с обрыва вниз.

Башня

Пахло сгнившей картошкой. Вонь резанула по ноздрям, заставила закашляться и открыть глаза. Сквозь радужную пелену неясно проступило лицо Имо.

— Вы меня слышите? — протяжно загудел его голос. — Ответьте, если слышите!

— Слышу, — разлепил пересохшие, потрескавшиеся губы Артур, — не кричите, пожалуйста.

Голова пламенела болью как целый ад. Постепенно дымка рассеялась, Артур увидел, что находится в небольшой комнате, чьи стены сплошь состоят из кнопочных панелей и кругленьких, величиной с консервную банку — экранов. Он опустил взгляд и обнаружил себя, опутанного проводами, лежащим на узкой длинной кровати-кушетке, рядом, на стуле с высокой спинкой сидел Имо.

— Где это я? — Артур попытался приподняться, но не смог — голову обхватывал какой-то обруч.

— Все в порядке, не волнуйтесь, — Имо наклонился, чем-то щелкнул и провода стали медленно сползать с Артура, с тихим шелестом прячась в неприметных углублениях по периметру кровати.

— Теперь можете встать, только осторожно, не делайте резких движений.

— Да и не получится.

Морщась от боли и ватной слабости во всем теле, Артур с трудом приподнялся и сел, обхватив голову руками. Посмотрев на него, Имо извлек из кармана пиджака плоскую черную коробочку, смахивающую на портсигар, открыл ее, обнажив плотный ряд мягких овальных ампул с длинными, в волос толщиной иглами на концах. И, прежде чем Артур успел открыть рот, Имо вогнал иголку прямо в его правый висок и сдавил двумя пальцами ампулу. Артура мгновенно охватило полнейшее оцепенение, сердце забилось тупым апокалипсическим боем, воспаленные глаза захлестнуло горячими слезами, и Артур услышал примерзейший звук — скрежет, почти хруст собственных зубов.

— Ну-ну, — раздавался издалека голос Имо, — потерпите секундочку и все пройдет.

И впрямь, вскоре оцепенение сменилось легкой истомой, головную боль накрыла и растворила без остатка звенящая мятная прохлада, мгновенно высохли слезы и все естество Артура заполнила приподнятая солнечная эйфория.

— Ну, как? — улыбаясь, Имо заглядывал ему в лицо. — Лучше?

— Гораздо.

Артур коротко, сильно врезал ему в челюсть. Вместе со стулом Имо грохнулся на пол и замер без движения. Артур встал на ноги, потянулся, разминаясь. Имо не двигался.

— Эй, — Артур подошел к нему и присел на корточки, — эй…

Шея Имо была как-то нелепо вывернута влево и вверх.

— Господи… — прошептал Артур. Нн прикоснулся к горлу Имо и услышал мелодичный звон в собственных ушах. Он медленно распрямился и перевел дыхание.

— Господи… я не хотел…

Артур зачем-то поднял стул и аккуратно поставил его у кровати. Пиджак Имо немного задрался, под ним виднелась тонкая белая рубашка и приспособление, отдаленно напоминающее кобуру. Присев на корточки, Артур осторожно, будто опасаясь, что Имо схватит его за руку, убрал пиджачный лацкан и вытащил из «кобуры» устройство, похожее на толстый тупоносый пистолет глубокого малахитового цвета. После он поднял Имо на руки и уложил на кровать.

— Я, правда, не хотел, — прошептал Артур, осторожно укладывая голову Имо поудобнее, — не хотел…

Оглядев себя, Артур увидел, что одет он в свободную светло-серую то ли пижаму, то ли спортивный костюм, с большим накладным карманом на животе, ноги были босыми. Сунув в карман устройство, которое для удобства продолжал именовать «пистолетом», он подошел к двери и прислушался. Ни звука. С замиранием сердца, не касаясь светлого пластика, он провел ладонью по воздуху, и дверь бесшумно отодвинулась в сторону. Выйдя в коридор, Артур огляделся — разветвляющаяся сеть трубообразных переходов. Наугад он двинулся вперед, стараясь дышать спокойно, размерено. По обе стороны виднелись одинаковые полукруглые двери. Артур шел все быстрее и быстрее, прислушиваясь к возможным звукам в полнейшей тишине. Вскоре он остановился на развилке, один коридор шел прямо, другой налево, третий направо.

— А на камне было написано, — едва слышно прошептал он, глядя по сторонам, — и накакано, и наблевано… и я еще добавлю тут сейчас…

Свернув направо, он дошел до конца короткого коридора, повернул обратно и услышал приближающиеся шаги. Бросившись к ближайшей двери, Артур махнул ладонью, юркнул в приоткрывшийся вход и заметался по небольшому помещению, похожему на теплоходную каюту. Открыв платяной шкаф, Артур юркнул внутрь, ударившись головой о нижнюю полку, скорчился в глубине и быстрым движением закрыл дверцу. Спустя полминуты в «каютку» кто-то вошел, и Артур потихоньку вытащил пистолет из дурацкого нагрудного кармана, гоня мысль о незнакомстве с подобной конструкцией. Со звукоизоляцией были очевидные проблемы, Артур слышал не только шаги, движения вошедшего, но даже то, как он медленно, глубоко дышит. Некто вроде бы бесцельно слонялся по комнате, когда же он оказывался поблизости от шкафа, ноги Артура принимались отчаянно болеть от неудобной позы, когда же отходил, боль исчезала.