Галина Гончарова - Средневековая история. Цена счастья

– Обещаю никуда не уходить, пока вы не проснетесь. – Лиля посмотрела на кресло. Удобное. Сойдет. – Спите, ваше величество. Все будет хорошо. Спите.

Ну, с «хорошо» она явно погорячилась. Но хоть бы выздороветь.

Эдоард сомкнул веки – и провалился в тяжелый сон без сновидений.

– Пусть его величество выспится. – Лиля повернулась к Алисии. И вздрогнула. Та смотрела так…

– Кто ты?

Лиля все поняла, но сдаваться не собиралась.

– Лилиан Иртон. В девичестве – Брокленд.

– Не верю. Ты другая, ты какая-то странная…

– Мы еще поговорим об этом. Я та же Лиля. Я могу повторить, что вы мне сказали, когда мы венчались с Джерисоном, я могу припомнить все, что на вас было, да и мой отец не признал бы самозванку, разве нет?

– Но ты…

– Я – Лилиан. А то, что я изменилась… кто бы не изменился, побывав практически в гостях у Альдоная?

Алисия покачала головой. Но настаивать не стала. Расскажет. Никуда не денется. Действительно, не при людях…

Эдоард просыпался пару раз. Лиля напоила его травяным чаем с медом – и король опять провалился в тяжелый сон.

А вечером с докладом заявился Ганц.

Лиля, которая, перенервничав, уснула на кушетке прямо в королевской спальне, встретила его сама.

– Ганц, рада вас видеть.

Лэйр поцеловал ей руку.

– Графиня… Что с его величеством?

– Если Альдонай смилуется – скоро будет здоров.

Лиля не понимала, почему ее так легко допустили к королю. А ларчик просто открывался. С больными королями не спорят, особенно когда во дворце что-то непонятное, а гвардия выглядит очень… недружелюбной. Больные короли сносят головы ничуть не хуже здоровых. Да и камердинер дал нескольким людям подсмотреть в щелочку.

Король спит, графиня читает книжку, иногда поправляет больному одеяло или подушку.

Кроме того, по дворцу пополз слух, что его величество простудился, но вскоре встанет. Так что… придворные просто не нарывались.

Исключение пыталась составить баронесса Ормт, но камердинер послал ее так витиевато, что сам половины не понял, а на вопли «казню!!!», «запорю!!!», «наглая тварь!!!» и прочее просто не обратил внимания. Было бы на кого. Таких у короля – ведро да телега. Курица глупая. Не до нее сейчас.

Баронесса прогулялась перед гвардейцами разок-другой и увяла.

Помочь ей могли бы принцессы, но они этого делать не собирались.

Рик был в отъезде.

А остальные твердили: не суйся к королю, а то ведь можно и в Стоунбаг загреметь. Альдона при дворе не было, хотя его появление – это вопрос времени. Среди придворных же охотников рисковать не нашлось.

Ганц дождался разрешения от камердинера и прошел в спальню. Эдоард все так же ровно лежал в кровати, но уже с открытыми глазами. И Лиля занялась им. Помогла приподняться, подложила подушку…

– Так лучше?

– Да. Где вы этому научились, графиня?

– Я обещаю все рассказать потом, ваше величество. А пока к вам лэйр Ганц с докладом.

– Пользуетесь моей болезнью, графиня?

– Как бы я смела, ваше величество? – Лиля лукаво смотрела на короля. – Как только вы всерьез на меня прогневаетесь, я пойму, что вы выздоровели.

Эдоард ответил ей легкой улыбкой.

– Вы говорите, как заправский докторус, графиня.

Лиля чуть присела в поклоне, всем своим видом показывая, что она просто женщина, но никого не убедила.

– Оставьте нас, графиня.

– Если станет хуже, зовите меня немедленно, ваше величество. – Лиля смотрела строго и неуступчиво. – Обещайте.

– Я – ваш король, леди, вы не забыли?

– Вы сейчас мой больной.

– Вы забываетесь, леди.

– Значит, вам уже не так плохо, ваше величество. Я повинуюсь. – Лиля поклонилась и вышла.

Эдоард посмотрел на Ганца:

– Докладывайте, лэйр.

– Ваше величество, я допросил всех троих. Это действительно был заговор…

– Авестер?

Ганц заговорил совсем тихо, чтобы даже муха на окне не услышала. Только для ушей короля.

Авестер, все так.

После смерти Имоджин Авестерской Леонард поставил на Эдмона. И сделал ему определенное предложение.

Эдмон принялся размышлять. Но не надо думать о юноше слишком плохо. Он и так был старшим принцем, наследником престола, отца он… не то чтобы ненавидел, скорее считал запутавшимся. Презирал и ненавидел он Иртонов, и то не всех.

А становиться отцеубийцей? Нет, этого юноша не хотел. Рассматривались такие варианты, как заточение, отречение…

Эдоард криво улыбнулся в этом месте доклада Ганца. Ну да, то-то у нас заточенные короли долго живут! Или на вилку упадут, или подушкой удавятся. Но Эдмон это тоже понимал.

Вот уничтожить Джессимин – это он бы не отказался. И кстати, был заказчиком двух покушений. И третье таки увенчалось успехом.

– Третье?

– Это была не болезнь. Яд.

– И кто?

– Докторус, ваше величество. Вы его еще выгнать изволили.

– Найти и казнить без шума.

Ганц не возражал. И найдем, и пришибем.

– Как пожелаете, ваше величество.

После смерти Эдмона около года Амалия пребывала в прострации. Чем и воспользовались Ивельены.

Старшему давно поперек горла стояло подобное положение. Лоран-то отлично понимал, что, когда все откроется, полетят головы. Только что он мог сделать?

Питер был влюблен в Амалию так, что, если б его лично Альдонай вразумлять начал, он бы и тогда на все наплевал. Лишь бы любимая была рядом. Ну и старался он после гибели Эдмона как-то развлечь ее, поддержать, ободрить… получилось. Примерно два года назад они заключили брак. Тайно, но на этот раз – законно, так что младшие близнецы вполне законные Ивельены.

– Я потом подпишу указ, поделю между ними земли Ивельенов, пусть владеют…

– Ваша воля – закон, ваше величество.

Около года после смерти Эдмона все было спокойно. Джайс даже своей выходкой оказал короне услугу. Авестерцы подумали, что Эдмона раскрыли, и затаились, чтобы всех не вытянули за хвостики. Но время шло, народ успокаивался – и вот к Лорану Ивельену явились эмиссары Авестера.

Предложение ему было сделано то же самое. Только Эдмона заменили на Джеса-младшего.

В отличие от совестливого Эдмона, который не хотел перешагивать через труп отца, Лоран Ивельен такими комплексами не обладал. К тому же… Тут сыграли и личные мотивы. Страх перед короной у него, как это часто бывает, перешел в агрессию. Герцог устал бояться и напал.

А может, еще сыграло свою роль то, что Амалия выходила из кризиса и рвалась отомстить за первого мужа. Психологов-то тут нет, объяснить женщине, что она сама во всем виновата, могли только патеры или пасторы, а их Ивельены к Амалии не допускали. Еще покается от дурного ума – и что потом? Всех на дыбу?