Млечный Путь, 21 век, No 4(45), 2023 - Изя Шлосберг
В то время как я безуспешно елозил ногами по полу, пытаясь на ощупь найти тапки, заметил еще странности. Китаец верхом на быке, изображенный на календарике, стоящем на тумбочке, ехал не в ту сторону! Я прекрасно помнил, что белый бык на картинке еще вчера был мордой развернут вправо, а теперь он смотрел в прошлое и седока увлекал за собой. Но и это еще не все. Сам календарь был отпечатан на каком-то тарабарском языке, цифры не арабские и даже не римские. Непохожи они были и на письменность поднебесной или на китайский пиньинь.
Тапки нашлись-таки, но не слева от тахты, а справа. По пути на кухню аномалии продолжались. Надо ли говорить, что вход в ванную комнату обнаружился не с той стороны, где он должен быть. И ринувшись в темноте в ожидаемый дверной проем, я только набил шишку на лбу.
Взвыв от боли, устремился на кухню, чтобы поскорее приложить лед. По-прежнему не зажигая света, открыл морозильную камеру и чуть не обжегся, сунув руку за кубиком льда.
Типичный оксюморон. Если исходить из логики этого мира, - а к этому моменту я уже догадался, что попал в потузеркалье - чтобы охладить воду, надо ее "вскипятить". Из зажигалки вырвался сноп темного пламени. Поставив на "огонь" чайник, сел на табуретку и задумался.
Что там этот парень отсюда говорил насчет зеркальной симметрии и об угрозе для его существования? Хотел пройти через зеркало, чтобы поговорить со мной, а паук ему не позволил.
Та-ак. Дело, конечно, не в общении тет-а-тет, а в том, что он хотел своим появлением внести в наш мир сумятицу! Такую же, как царит тут, в зазеркалье. Допустим, я попал к нему, по его дурацкому плану "Б". А где тогда он сам?
От мысли о том, что визави мог вместо меня очутиться в моей квартире, я похолодел. Оказалось, что не только от мысли - от газовой конфорки ощутимо несло холодом. Чайник замерз и покрылся седой испариной. Чтобы отколоть кусок льда, я вставил в него дрель и включил в розетку. Ничего не произошло. Вернее, произошло, но совсем не то, что ожидал: вместо вращения инструмент предпринял прямолинейное движение и стукнул меня по лбу - в то самое место, где уже, судя по ощущениям, все больше набухала шишка.
Кусок льда все-таки откололся в результате этих манипуляций, и я пошел в ванную комнату, чтобы приложить его к многострадальному месту.
- Не включай свет. Лучше закрой дверь в коридор, - скомандовало изображение в зеркале.
Я повиновался. А что мне оставалось делать? Привычные представления о действительности здесь явно неприменимы. При закрытой двери стало лучше видно, стены ванной как будто озарились внутренним светом.
- Ну что, понял теперь, что ты в моей власти? - Изображение в зеркале криво ухмыльнулось и поглядело куда-то вбок. - Это тебе урок. Хочешь, чтобы я вернул тебя в твой привычный мир - соглашайся на сотрудничество.
- А сам-то ты где сейчас? И как к тебе обращаться?
- Где я, тебя не касается. А зовут меня в точности так, как тебя. В этом-то наше с тобой преимущество и заключается.
Я никогда не понимал, что побудило родителей дать мне такое вычурное имя - Натан. Мать на расспросы отвечала кратко: так захотел отец. У самого отца уже не спросишь, он нас оставил и удалился в ту страну, откуда нет возврата. По крайней мере, я с таким не встречался.
Самозванец из зеркала опять посмотрел себе за левое плечо. Как-то обеспокоенно - так мне, во всяком случае, показалось.
- В общем, так. Времени у тебя на раздумья до завтрашнего вечера. Из дому никуда не выходить. Ровно через сутки жду тебя на этом же месте. И помни - время встречи отменить нельзя.
Изображение подернулось рябью и пропало. Я обратил внимание, что в этой "моей" ванной комнате зеркало целое, на нем нет никаких трещин, затянутых паутиной. Впрочем, паутины тоже нет, как нет и самого паука.
Надо было крепко подумать, но никакие дельные мысли в голову не лезли. Ну, вот почему так - на голодный желудок человек думать не может, а на сытый не хочет? Я помнил, что в холодильнике оставался хлеб, хватит, чтобы "заморить червячка".
Но меня ждало разочарование: хлеб в холодильнике от жары превратился в горелые сухарики, совершенно не годные для употребления в пищу. Выходить на улицу не хотелось, хотя, по-видимому, придется. Не идти же к соседу попрошайничать, у нас с ним напряженные отношения. И потом, кто знает, как он меня здесь, в этом мире, встретит? Может, набросится с палкой и прибьет. Рисковать не было ни малейшего желания.
Пока я безрезультатно обшаривал кухню в поисках съестного, зазвонил телефон. Трубка, к счастью, лежала на подоконнике, далеко идти не пришлось.
- Слушаю!
- Натан, ты занят? Можешь зайти ко мне?
Я узнал голос Палыча, соседа по площадке. Странно, мы ведь с ним никогда не здороваемся и тем более не звоним друг другу. Он вообще каждый раз демонстративно отворачивается, когда я прохожу мимо. Почему у него ко мне такая неприязнь? С тех пор, как живу в этой квартире, - пошел уже пятый год, как разменялся с супругой и въехал в "однушку" - он только один раз заходил. За солью. Вошел в кухню, постоял, переминаясь с ноги на ногу, что-то пробубнил и вдруг выскочил как ошпаренный. Я даже соль не успел отсыпать из пачки. С тех пор как отрезало. Как говорится, никогда не было и вдруг опять.
Вспомнив, что у меня дома шаром покати, подумал, что неплохо бы разжиться хотя бы куском хлеба.
- Сейчас зайду.
- Давай. Дверь открыта.
В квартире у Палыча я никогда не бывал. Здесь царил тот же мрак, как у меня. Только в конце коридора - судя по всему, на кухне - его разбавляло бледное неуверенное свечение. Я двинулся на него, как ночная бабочка на свет. Источником оказался огрызок свечи, вставленный в консервную банку. Кроме этого, на столе красовалась миска вареной картошки в мундирах и банка с солеными огурцами. Я проглотил слюну.
- Выпить хочешь?
- Не откажусь.
Палыч извлек из шкафчика над моей головой бутылку "Столичной"