Отфрид Ганштейн - Электрополис

мает на меня глаза: - Я хочу поговорить с тобой. Он сидит

в глубоком кресле. Ему тяжело лежать... Он так изменился

за эти дни, что его едва можно узнать. Но глаза его по-прежнему ясны и светлы. Тена-Инжит не мог спасти его, но все-таки мы обязаны ему тем, что больной сохранил рассудок, что его не постигла участь несчастного Венцеля Апориуса.

Дядя долго и молча смотрит на меня. Я сижу в кресле и

знаю, что он читает мои мысли. Это не страшно. У меня од

на мысль: безмерная скорбь о нем. - Встань! Присядь сюда,

на ручку моего кресла. Нет, не плачь! Для каждого из нас придет этот час. Он умолкает... Голова

его падает. Холльборн бросается к нему, но дядя говорит, улыбаясь:

- Нет, еще не конец...- И продолжает:

- Я продиктовал Холльборну мою последнюю волю. Я подписал завещание. Свидетелями были Холльборн и врач, которого вы пригласили ко мне, но который уже бессилен. Бессилен так же, как и Тена-Инжит. Кстати, Тена-Инжит еще вчера сказал мне, что надежды нет. Сердце останавливается. Возьми завещание, пойди к себе, прочти его внимательно и возвращайся сюда.

Он видит, что я колеблюсь, и добавляет с грустной улыбкой:

- Не бойся. Еще есть время... Иди... Я читаю строки, наб

росанные Холльоорном... Рука его непривычна к письму, и я с трудом разбираю слова, продиктованные дядей:

"Я умираю. Я знаю это. Я охотно пожил бы еще, но надо быть благодарным судьбе и за то, что она мне дала. Тебе, милый мой Фриц, я завещаю все, что мне принадлежит. Я усыновил тебя, соблюдая все формальности, когда был в Сан-Франциско. Спасибо, мой мальчик! Ты не обманул меня. Будь же твердым и сейчас. Прочти эти строки внимательно и сообщи мне твое решение... Я должен знать его, пока я жив.

Наше дело закончено. Все машины установлены. За последние годы я продал очень много радия. Я как будто предвидел, что с горой Руссель случится несчастье. В банке Сан-Франциско на моем счете лежат сто миллионов фунтов стерлингов.

Ты будешь нести ответственность за этот капитал, если... если ты примешь мои условия.

Первое из них: Электрополис,- любимое мое детище, моя гордость, создание моих рук и моего разума,- должен принадлежать не одному хозяину. Я жил и работал не для того, чтобы после моей смерти появился новый владетельный князь. Нет! Электрополис должен принадлежать тем, кто будет работать над дальнейшими усовершенствованиями его, кто будет вкладывать силу своих мускулов и своего мозга в создание города, где люди будут не рабами труда, а строителями могущественных машин. Это мое первое условие.

Второе: все машины, находящиеся здесь, все чудеса техники - все, что дает нам право сознавать себя неуязвимыми и недоступными для вражеских налетов, должно служить только для защиты Электрополиса - города могучих машин и счастливых людей, но не для нападения. Никогда в жизни не должны быть мои изобретения орудиями наступательной войны.

Если ты согласен принять эти условия, я делаю тебя ответственным распорядителем моего состояния. Употреби его на ту цель, которую я тебе указываю. Если же нет, если ты не разделяешь моих взглядов, взглядов старого бродяги, всю жизнь боровшегося за свободный труд, если ты хочешь быть только миллионером,- тогда возьми себе один миллион из моих денег и уезжай куда хочешь".

Я снова у дяди. Он дремлет. Холльборн сидит подле него и следит за пульсом. Он делает мне знак...

- Пульс все слабее и слабее... Кажется, дядя услышал. Он

выпрямился. Какая энергия сохранилась еще в этом истощенном болезнью теле! Он подозвал ме

ня: - Итак?.. Я хочу сесть в кресло, снабженное его аппа

ратом, чтобы он сам прочел мои мысли, но он удерживает меня:

- Не надо! Смотри мне в глаза.

- Спасибо... дядя...- Я едва нахожу в себе силы сказать это.

- За что?

- Вся моя жизнь будет принадлежать твоему делу! - я опускаюсь перед ним на колени. Его рука покоится на моей голове; другой рукой он держит за руку Холльборна. Я чувствую легкую дрожь его пальцев, касающихся моих волос, и слышу, как Холльборн шепчет:

- Кончено! Мы переносим умершего на его постель.

Глубокая ночь. Звезды усеяли небо, луна светит ярко... Это одна из лучших ночей, которые я видел в Австралии.

Мы выполняем волю дяди. Телеграф не извещает страну об его смерти. Это должно остаться тайной. Никакими пышными церемониями не сопровождается его погребение. Одна из созданных им машин роет железными руками могилу.

Его тело положено в большой металлический гроб, уже. давно выписанный им из Америки. И те же железные руки машин бережно опускают этот гроб в землю...

У могилы стоим: я, Холльборн и вождь дикарей Мормора. По

одаль дикари пляшут свой торжественный танец смерти... Я еще раз повторяю про себя:

- Вся моя жизнь будет отдана нашему делу. Электрополис не умрет!