Владимир Венгловский - Яблони на Марсе (сборник)

— Мне надоело, — всхлипнула она. — Здесь теперь тоже все будет красное. Все! Ты понимаешь?! Все!

Но красным стало не все.

По непонятным причинам капитанский кубик Рубика сохранил цвета практически нетронутыми. Сплавы, из которых он был сделан, не пропускали в себя пыль Марса. Каждый раз, когда Денис доставал свою игрушку, она неизменно притягивала взгляды всех, кто был в это время рядом. На фоне постепенно розовеющих стен, пола и даже потолка, красных лицевых масок и багровых от грязи комбинезонов кубик постепенно становился для нас символом разноцветного мира. Нашего мира.

Настя с той поры периодически приходила ко мне по ночам. Я утешал ее, и не только словами, хотя и чувствовал небольшие угрызения совести по отношению к Александру. Чувства эти, однако, становились все слабее и отстраненнее. Я будто постепенно тупел, мой разум словно находился в плотном красном тумане, который рассеивался только в одном случае — когда я смотрел на разноцветный кубик Рубика, волчком крутившийся в умелых руках Дениса.

И однажды, когда мы лежали на кровати, Настя спросила:

— Миша, как ты думаешь, из кубика можно выцарапать кубики? Ну, то есть которые маленькие?

— Зависит от конструкции. Центральные вряд ли, а остальные, думаю, можно.

— Я хочу разобрать кубик Дениса.

Я сам уже много раз думал о том, что кубик надо разобрать, чтобы каждый мог наслаждаться его разноцветными кусочками. Но до этого момента подобные мысли казались мне ребячеством. И вот другой человек предлагает то же самое. Я почувствовал себя увереннее.

Тем не менее я возразил:

— Денис не позволит.

— А кто его будет спрашивать? — Она поднялась на локте и посмотрела на меня красными глазами. — Мы его просто разломаем, и все.

На следующий вечер, когда я вернулся с обхода приборов, ко мне подошел Шура.

— У тебя есть журналы? — спросил он. — Ну, то есть я видел, что у тебя есть. Вопрос в том, есть ли у тебя совершенно ненужные журналы?

Он вел себя странно, нервно как-то, лихорадочно заглядывая мне в глаза.

— Вообще я их читаю, хоть они и подпортились из-за пыли. Но могу подобрать наименее полезные. А зачем они тебе?

— …Но обратно ты их не получишь, — предупредил он.

— Я попробую смириться с этим фактом, если ты расскажешь, на фига они тебе понадобились.

Шура почему-то оглянулся и пододвинулся поближе.

— Сжечь, — прошептал он мне на ухо.

Я подумал, что ослышался.

— Что?

— Сжечь.

— Вот как. А зачем?

— Э-э-э, — непонятно ухмыльнулся он и подмигнул. — После захода солнца приноси журнал, увидишь.

Я был заинтригован. Вечером я вышел наружу, сжимая в руках старый номер «Биосферы». Шура дожидался меня на самодельной скамейке, которую в свое время соорудил из пустых ненужных контейнеров. Рядом лежал терморезак.

— Принес?

Я без слов протянул ему журнал. Шура достал из кармана ножницы и аккуратно отрезал от журнала тонкую полоску. Затем взял резак, установил его на минимальную мощность и провел по концу бумажной ленточки. Она сразу вспыхнула оранжевым огнем.

В молчании мы сожгли несколько таких полосок. Затем Шура сказал:

— Видишь?

— Не слепой. Хорошо придумал.

— У меня к тебе просьба, Миш. У Насти едет крыша на тему кубика Дениса. Как ты сам можешь убедиться, на самом деле решений множество. Нам незачем ссориться.

— Тогда почему ты показываешь это мне, а не ей?

— Журнал же твой. И потом, — он повернулся ко мне, — ты почему-то имеешь на нее большее влияние. Отвлеки ее. Она просила меня разобрать кубик Дениса. Это надо же до такого додуматься.

Я не стал рассказывать ему, что кубик Рубика уже давно стал нашей с Настей навязчивой идеей и поэтому отвлечь я ее не смогу, как бы ни старался.

— А ты, я смотрю, тоже озабочен красным цветом, — сказал я вместо этого.

— Мы все им озабочены, — невесело усмехнулся он.

Я пожал плечами и встал.

— Мне кажется, что проблема не в том, что нас окружает красный мир. Причина в чем-то другом.

— В чем-то другом?! — озлился вдруг Шура. — Причина вокруг нас! Вот она, мать ее!

Он вскочил и начал топтать ногами песок, выбивая клубы пыли. Закат уже почти сошел на нет, и при свете догорающей журнальной полоски Александр казался шаманом, танцующим странный ритуальный танец.

Вечером, через три дня после того, как мы с Александром сожгли первую полоску журнальной бумаги, Денис широкими шагами влетел в кают-компанию и бросил на стол раскуроченный кубик Рубика.

— Кто это сделал?

Из двух слоев кубика были удалены все движущиеся, незакрепленные кусочки. Третий слой остался нетронутым. Похоже, перед «экзекуцией» кубик был собран, потому что оставшиеся фрагменты на каждой кромке третьего слоя были одного цвета. Игрушка лежала нетронутой гранью вниз, но все прекрасно понимали, какого именно цвета была обращенная к столу сторона куба.

— Кто это сделал?!

— Далась тебе эта цацка?! — взорвался Шура. — Что ты с ней носишься, как с писаной торбой?! Работай больше! Чтобы с ног валился!..

— Нечего здесь делать! — заорал Денис в ответ. — Нечего! В радиусе тридцати километров все облазил — везде одно и то же! Ветер дует в одну и ту же сторону, с одной и той же скоростью. На горизонте ни облачка, с тех пор, как буря прошла, ни одного атмосферного — явления. Идеально проходящий терраформ, розовая идиллия, даже очков не нужно!

— А можно вызвать корабль и свалить отсюда? — спросил я. — Скажем, что исследования проведены в полном объеме.

— Нет, — Денис немного сбавил тон. — Нельзя! То есть теоретически можно, но должна быть серьезная причина. То, что у нас едет крыша от безделья, недостаточно серьезная причина.

— А красноглазие?

— Не катит. Настя регулярно нас обследует. В целом-то организм в порядке.

— Всегда есть, что делать, — буркнул Шура. — Анализ пыли этой проводили?

— Проводили. Хрома здесь до черта. Месторождение где-то рядом наверняка. Сам бы делом занялся вместо того, чтобы бумажки жечь!

— Тут не поймешь, что важнее, — Шура отвел глаза. — Топтание на месте или получение других цветов в естественных условиях.

— Как остальные-то справляются? — впервые подала голос Настя. — Тебе известны какие-нибудь данные по психологии терраформеров? Я ничего такого не видела.

— Никаких отклонений сверх нормы, — сказал Денис. — Максимум усталость. Насколько я знаю.

— И что, это мы такие нежные или что-то вокруг все-таки не в порядке?