Марианна Алферова - Золотая гора

— Огороды для меня ничто, — мальчик снисходительно рассмеялся. — Я их просто не замечаю. Пусть другие в грядках копаются. Это же смешно, когда есть другой мир: Консерва, Мена, Сад наконец. А вы, старики, к земле привязались, и эта земля вас пожрет.

— Как это? — не понял Иванушкин.

— Ты — жмых, тебе не надо ничего знать.

— Ты злой, Лео, — вздохнул Иванушкин. — Жмыхи по-разному ложатся в землю. Одни вслепую, а другие — все понимая. Я вот понять хочу.

— Ничего тебе не понять. И не старайся. Я тебе притчу расскажу. Мой батя держал кролика, а травы ему на зиму по канавам не рвал и пайкового хлеба жалел — на самогон лишки менял. Так кролик жрал собственное дерьмо. И кролик тоже стал трашем — так бизеры жмыхов называют, но ты этого наверняка не знаешь.

— И вы кролика съели…

— Нет! — зло выкрикнул Лео. — Он им не достался! Кролик уснул. Я принес его сюда, в Траншею и закопал. А теперь… — Лео замолчал на полуслове.

— А теперь?

— Нас Ядвига ждет.

Иванушкин хотел возразить, но не нашел слов. Невыносимая тоска охватила его. Ему хотелось думать и говорить, как Лео. Быть таким же свободным, равнодушным, уверенным в себе. Может быть, тогда бы он не пошел на мену…

— Стоять! — взревел холм позади них.

Ив оборотился. Мишка-Копатель спускался по тропинке, выставив вперед руку со здоровенным полицейским станнером. Солнечный свет яркой струей стекал по корпусу, и Иванушкин не мог оторвать от черного глазка станнера взгляда. Лео с силой дернул огородника за руку, но тот не мог сдвинуться с места. Копатель подошел и с наслаждением ударил Иванушкина по физиономии.

— Так ты и не понял простой вещи: от меня не убежишь! — рявкнул Мишка-Копатель.

Ив от удара почему-то не упал, а лишь качнулся, и кровь хлынула из носа.

— Ты это зря, — заметил он сочувственно, будто пожалел копателя за обязанность быть злобным и бить людей по лицу.

Мишка ударил Иванушкина снова, да с такой силой, что тот, нелепо взмахнув руками, кубарем покатился по склону. Копатель наклонился, глянул вниз… И тут почувствовал, что сам летит, получив подсечку. Холм неожиданно сделался необыкновенно крут, рукам не за что было зацепиться, и Мишаня скатился почти до самой Траншеи. Когда копатель вскочил на ноги, то увидел к своему изумлению, что беглецы благополучно бегут к мосту. Еще несколько минут, и их не догнать! И станнер копатель обронил, пока через голову кувыркался на склоне. Мишаня огляделся, пытаясь отыскать оружие. Но на солнце повсюду что-то блестело — где фольга, где битое стекло. А станнер исчез, будто растворился. Придется на своих двоих догонять беглецов. В обход за ними Копатель никак не успевал. Оставалось одно: бежать прямиком через Траншею. Тут же вспомнилась ему дурацкая сказка о проклятии жмыхов, и о ненависти прикопанных к копателям, но Мишаня всегда плевал на эти россказни, он сбежал вниз и бесстрашно ступил на черную землю. Тут же ноги его провалились по колено. Попытался выбраться, но в лицо брызнули комья сухой земли, и облепленный гнилой кожей кулак, вылетев наружу, аккуратно заехал копателю в глаз. И не увидел он, как поносного цвета аэрокар вынырнул из-за серого хребта и ринулся вниз в гаснущей воздушной струе. Напрасно спешили беглецы к мосту — боковые дверцы открылись, и мощные, будто механические, руки схватили Иванушкина и Лео. Ив тут же покорно исчез внутри машины, а мальчишка сопротивлялся изо все сил, извивался ужом, и чернушникам никак не удавалось затащить его внутрь. Машина начала угрожающе вращаться. Тогда они бросили Лео, и он упал метрах в ста от Траншеи. Леонардо тут же вскочил на ноги и бессильно замахал руками, глядя, как аэрокар растворяется в ярко-синем июньском небе.

Глава 18. ГОСПОДИН БЕТРЕЙ УДИВЛЕН

Мишка-Копатель шел впереди и освещал дорогу вечным фонарем. В тусклом свете немеркнущих сумерек без труда различались силуэты людей и черная лента Траншеи, но Мишаня смотрел лишь на то, что выхватывала полоса белого света. Бетрей шагал рядом, сосредоточенно глядя себе под ноги. Остальные копатели боязливо жались сзади. Мишаня остановился и махнул рукой:

— Вон там, видите, вон они лежат, оба.

Бетрей прищурился, разглядывая скрюченные тела жмыхов.

— Идем! — Бетрей шагнул ближе, а Мишаня, наоборот, попятился. — Ты что, боишься?

— Они вставали, клянусь вечной жизнью Папаши, — губы Мишани побелели. — Вся Траншея шевелилась, как живая. И один стервец заехал мне в глаз. — Копатель тронул пальцем распухщее веко. — Час настал… скоро они встанут… все до единого…

"А ведь завтра годовщина, — противной мутью всплыло в мозгу Бетрея. А что, если и в самом деле…"

На секунду представилось, как толпа полусгнивших существ с белыми горящими глазами шествует по огородам… Куда? Что с ними делать, с этими воскресшими?.. А вдруг… Бетрей почувствовал, как капли холодного пота стекают по спине.

— Ты сам видел, как эта парочка бегала? — Бетрей старался говорить твердым начальственным голосом, но получалось плохо.

— Я — нет, но вот они…

— Кто видел вставших жмыхов? — Бетрей повернулся к Мишаниной свите.

Все молчали, переминаясь с ноги на ногу, и старались держаться поближе к вечному фонарю Мишани.

— Ну я видел, — сказал наконец широкоплечий парень в красной майке. Я видел, как они бегали. Это как раз, когда я гнался за одним жмыхом. Этот репей ползучий решил дать деру с прикопки…

— Дать деру после благословения? — недоверчиво покачал головой Бетрей.

— Ну да, он еще назывался бизером, но огородом от него несло за сотню грядок…

"Так это Одд!" — Бетрей почувствовал, как опухоль в мозгу начала пульсировать от страха.

Каждая новость про этого проклятого Одда могла свести с ума. Оказывается, этот тип еще до того, как насосался донорского интеллекта, был известным художником, картины его шли нарасхват по немыслимым ценам. И зачем, спрашивается, ему понадобилось покупать мозги, если он и так уже был миллионером? Бетрей злился и кусал губы.

— … мы почти догнали его, но тут встали жмыхи и поперли, — продолжал бормотать копатель в красной майке.

"Папаша предсказывал: это случится в мою годовщину…" — думал Бетрей.

Он взял из рук Мишани фонарь, скорым шагом подошел к лежащим жмыхам и осветил лицо ближайшего. Тот лежал, раскинув руки, изо рта его вытекала струйка желтой жидкости, одно веко конвульсивно дергалось.

— В печку, обоих, — приказал Бетрей.

— Да как же… — растерялся Мишаня. — Они же встали. И завтра…

— В печку, — повторил Бетрей, — или ты хочешь, чтобы они сожрали тебя живьем? — он повернулся к остальным. — Куда удрал этот бизер-жмых?