Роланд Грин - Конан против Звездного братства

Как только туман окончательно рассеялся под лучами солнца, Конан направил шестерых солдат под руководством Калька к самому крутому участку склона. Сам он пошел ниже их и чуть сзади. Так он видел склон в обе стороны, и, кроме того, можно было не бояться за свою спину.

Молодые солдаты резво взялись за прочесывание склона. Пограничье было их родиной. Еще детьми они излазали эти холмы и сейчас могли даже Конана, при всей его силе и ловкости, поучить тому, как надо передвигаться по такой пересеченной местности.

За хребтом им преградил путь отвесный обрыв. Только птица или, быть может, обезьяна могли спуститься с такой высоты, не разбившись. Далеко внизу быстрая речка, превратившаяся в узкую серебристую ленточку, петляла между валунами, казавшимися отсюда мелкой галькой, и могучими деревьями, выглядевшими отсюда как цветы в садовой клумбе.

Позади Конана лежал залитый солнцем склон. Если чужаки не были плодом воображения Калька, то они либо убрались восвояси еще раньше, либо смогли спрятаться так, что стражники прошли мимо, не заметив их.

Конан вопросительно посмотрел на Калька. Тот развел руками и, оправдываясь, произнес:

— Я уверен, что мне не напекло голову и что это не призраки.

— Я ничего и не говорю. Надо захватить склон пошире, когда будем спускаться. Пусть у вас глаза появятся и на затылке, а уши вырастут на задницах, если мы хотим найти здесь кого-нибудь.

Шесть человек — насмешка, а не прочесывание такого пространства. Шестьдесят — куда ни шло, но и трижды по столько могло оказаться мало при отсутствии везения.

Солдаты рассредоточились по гребню и начали спускаться обратно. Вдруг Конан услышал крик Калька:

— Сержант Конан! Я не обманулся. Сюда! Только взгляните отсюда, с вершины гряды!

Рука Конана привычным движением потянулась к мечу, но тут он понял, что ему понадобятся обе руки, чтобы карабкаться по этим скалам. Он шел осторожно, но, видимо, недостаточно внимательно глядел под ноги: его щиколотку обвила петля, установленная Кальком этой ночью.

То, на что не хватило осторожности, должны были исправить сила и скорость. Почувствовав, как кожаные плети змеями обвили его ногу, Конан отпрянул назад, дальше от кромки обрыва. С мечом, укрепленным на поясе, Конан обеими руками мог смягчить падение.

Киммериец упал, перевернулся и резко дернул ногой. Дикая мощь тренированных ног разорвала кожаные ремни как бечевку. Кальк выхватил свой клинок, но Конан уже занес ногу для следующего рывка.

Но на этот раз его целью были не петли ловушки. Тяжелый сапог угодил Кальку по колену. От боли в разбитой коленной чашечке Кальк заорал, закачался и — полетел спиной вперед вниз с обрыва. Еще некоторое время был слышен его стон, оборванный далеким ударом, напоминавшим, как падает спелая дыня на каменный пол.

Конан не стал дожидаться этого звука, поставившего точку в судьбе убийцы-неудачника. У Калька оставались друзья, так что Киммерийцу было чем заняться.

С двумя приятелями сержанта он разделался в несколько ударов меча, сначала высекшего искры из их оружия, а потом с хрустом вошедшего в тело. Оба уже лежали, истекая кровью, когда крик заставил Конана обернуться.

Один из стражников, тот, который предостерег Конана, схватился с солдатом, прилаживавшим стрелу к луку. Конан метнулся к ним в тот момент, когда его союзник сумел-таки полоснуть стрелка кинжалом по бедру. Тот смог устоять на ногах, но выронил лук. Второй человек, потеряв равновесие, упал и оказался на самой кромке обрыва.

Вдруг камень под ним покачнулся и оторвался от склона. Конану едва хватило времени, чтобы схватить своего спасителя за руку. К сожалению, окровавленные пальцы висевшего над обрывом ослабляли хватку Конана, заставляя его держаться обеими руками. Так он тащил его к себе, намереваясь перехватить предплечье поудобнее. Неожиданно звук шагов по сухой траве позади заставил Конана обернуться.

Стрелок поднял свой лук и стрелу и пытался, сидя, натянуть тетиву. Находясь вне досягаемости меча Конана, он пытался точнее прицелиться. Лишь чудо могло заставить его промахнуться.

Конан понял, что от смерти его отделяют лишь несколько ударов сердца. Но именно сердце не позволяло ему разжать руки; он не мог смириться с тем, что человек, спасший ему жизнь, разделит судьбу сержанта Калька. Да и спасение самого Конана даже в этом случае выглядело маловероятным.

То, что произошло в следующий момент, могло показаться просто чудом. Из какой-то трещины в скале, где, казалось, не поместится и белка, выскочил человек и в прыжке всей своей массой ударил стрелка. Тот со стоном слетел с камня, на котором стоял, и, перевернувшись в воздухе, приземлился прямо на грудную клетку Конана. Удар был настолько силен, что Киммерийцу стоило большого труда не разжать пальцы. Все еще не веря в спасение, плохо соображая, он растерянно рассматривал человека, спасшего ему жизнь.

На нем были выдубленные солнцем кожаные штаны и льняная тонкая рубашка. Сам он выглядел лет на двадцать моложе, чем обычно, но все-таки это был он капитан-генерал Декиус собственной персоной.

— Конан, если держать друзей над пропастью — твое обычное развлечение, — неудивительно, что ты все время один.

Декиус наклонился и схватил стражника за вторую руку. Вдвоем они быстро вытащили тут же потерявшего сознание человека. Конан осторожно поднялся и поправил меч.

— А, так вот где ты шатаешся целыми днями, когда не расточаешь комплименты Райне…

— Здесь, и не только. Мои люди успевают повсюду. Не сочти за оскорбление, но я могу больше положиться на своих сержантов, чем ты на своих.

Конан взглянул на тело Калька, лежавшее далеко внизу на залитом кровью камне.

— Во имя Меднозадого Эрлика, хотел бы я так же, как ты, доверять своим людям.

Пока они говорили, Декиус разорвал на тряпки рубаху стрелка и перевязал его кровоточащую рану на ноге. Вытерев руки остатками рубашки, он выпрямился.

— Ему еще предстоит долгий допрос. Хотя вряд ли он посвящен в секреты Ойжика. Жаль, что сержант Кальк замолчал навсегда.

— Не понимаю, о чем ты…

— Я разделял твои сомнения по поводу Ойжика, Конан, если тебя это интересует. А что касается твоих сомнений по моему адресу… — Декиус пожал плечами.

— С ними покончено, — тихо пробурчал Конан, тяжелым ударом вгоняя меч в ножны. — А твои подозрения в отношении меня?

— Их нет, — ответил Декиус, — больше нет. Но… мне кажется, я имею право попросить тебя об одной любезности.

Слова тяжело давались Декиусу. Он вспотел больше, чем можно было списать на солнечные лучи. Казалось, что он не знает, куда девать руки.