Роберт Силверберг - Наблюдатели

Интересно, сколько времени он еще сможет балансировать на грани безумия?

Ему довелось перенести немало невзгод: крах карьеры, изгнание в это дерьмовое ИАО, разрушение брака, – но он стойко держался. Гнулся, да. Но оставался в трезвом уме. А теперь слишком уж многое свалилось на него!

– Не стесняйтесь, выпейте, – предложила ему Глэйр.

– Откуда вы знаете, что я хочу?

– Не трудно догадаться. Бедняга Том! Мне так жалко вас.

– Нас обоих.

– Я знаю, – улыбаясь, произнесла она.

– Ведьма! Это нечестно играть на моей слабости. Смог ли я помочь себе чем-нибудь, если бы был прирожденным нытиком?

– Вам осталось недолго терпеть. И поэтому все-таки выпейте.

– А вы?

– Вы же знаете, что мне нельзя прикасаться к спиртному, – покачала головой Глэйр.

Она сидела на кровати, закрывшись до пояса одеялом. Верхняя часть ее тела утопала в одной из его пижамных курток. У Глэйр не было никакой другой одежды, кроме резинового пояса и костюма, которые были теперь надежно упрятаны в подвале, впрочем она не стеснялась своей наготы. Это Фолкнер настоял, чтобы она оделась. У нее была необычайно красивая большая грудь, вид которой наполнял его непреодолимым вожделением. Соблазн забраться к ней в постель и без того был слишком велик. А ему хватало других хлопот.

Он вынул из кармана футляр со шприцем и ввел виски прямо в вену. Вот так! Не будет омерзительного вкуса во рту. Алкоголь сразу попал туда, где ему и положено быть, – в систему кровообращения, а оттуда ток крови доставит его в мозг. Буквально через несколько мгновений напряжение, державшее его, несколько спало.

– И вы не ходите в свою контору? – спросила Глэйр.

– Я сказался больным. Меня никто не будет беспокоить до понедельника.

Есть время все взвесить.

– Вы все еще намерены выдать меня?

– Должен. Но не могу. И не хочу.

– Ноги заживут очень быстро. Недели через две, самое большее. Тогда я покину вас. Мои соплеменники найдут меня и заберут с собой, а вы сможете вернуться к работе.

– Каким же образом они разыщут вас, если этот ваш коммуникатор в скафандре сломан?

– Не беспокойтесь об этом, Том. Или они найдут меня, или я найду их, какое это имеет значение? Главное, что мы спешно после этого покинем Землю.

– И куда же направитесь? Назад, на Дирну?

– Нет, скорее всего, на нашу базу – для медицинской проверки и восстановления здоровья.

Фолкнер насупился.

– А где она?

– Мне не хотелось бы говорить об этом, Том. Я и так уже очень многое разболтала.

– Безусловно, – хмуро проговорил он. – И когда я выведаю все ваши галактические тайны, я направлю полный отчет об этом в штаб ВВС. Вы думаете, я вас держу здесь для забавы? Я только делаю вид, что прячу вас.

На самом же деле ИАО известно все, мы работаем довольно тонко…

– Том, почему вы так сильно ненавидите себя?

– Ненавижу себя?

– Это проявляется во всем, что вы говорите и делаете. Ваши слова полны горечи, ваши нервы натянуты как струна. И этот ваш сарказм, это выражение лица… В чем дело, наконец?

– Я должен был стать астронавтом, но провалился, и меня засунули в это дрянное предприятие, чтобы пять дней в неделю я успокаивал всех, кому бог весть что почудилось, и гонялся по всей стране за таинственными летающими огоньками. Разве этого мало?

– Вы ведь не верили в свою работу, правда? А теперь узнали, за Землей действительно наблюдают. Так и что же – разве вам не легче от сознания, что ваша работа обрела смысл?

– Нет, – угрюмо бросил он. – То, чем я занимался, не стоит и ломаного гроша. Не стоит! – Он вытянул руку, чтобы сделать еще один укол. – Глэйр, Глэйр, чтобы я ни дал, лишь бы никогда не встретиться с вами! Почему это случилась именно со мной?…

Он замолчал, осознав абсурдность своих слов.

– Вы предпочитаете, – мягко произнесла Глэйр, – иметь бесполезную, пустую работу как повод для самоистязания? Поэтому вы сокрушаетесь, что нашли меня, не так ли? Нечем бередить рану?

– Прекратите! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Взгляните на меня, Том. Почему вы так упрямы?

– Глэйр!

– Вы все время изобретаете разные способы мучить себя. Вы сказали, что долг требует выдать меня, но не сделали этого. Единственный из всех занятых поисками внеземных существ, вы достигаете цели – и что же? Вы привозите меня сюда и прячете. Для чего спрашивается? Да для того, чтобы потакать навязчивым желаниям, ощущая себя виновным в нарушении воинской дисциплины.

Рука его неистово затряслась, так что он едва сумел приложить иглу к вене.

– И еще одно, Том, – после этого я оставлю вас в покое. Почему вы стараетесь держаться подальше от меня, как не по той же причине? Вы желаете меня, и мы оба знаем об этом. Но вы наказываете себя, закрывая мое тело этими тряпками, и внушаете себе, что добродетельны. В вашем языке есть слово, обозначающее тип подобной личности. Мне называл его Ворнин.

Мато… Мази…

– Мазохист, – пробормотал Фолкнер. Сердце его молотом стучало в ребра.

– Да, мазохист. Конечно, вы не хлещете себя плетью и не носите очень узкие ботинки, но весьма настойчивы в поисках душевных мук.

– А кто такой Ворнин?

– Один из моих напарников.

– Вы имеете в виду членов вашего экипажа?

– Не только. Один из моих супругов. Ворнин, Миртин и я составляем семью. Трехзвенная сексуальная группа. Двое мужчин и я.

– Как это? На борту корабля двое мужчин и одна…

– Ничего необычного. Мы ведь не люди, Том. Мы были очень счастливы вместе. Они, возможно, погибли, когда взорвался корабль. Не знаю. Я прыгала первая. Но вы отклонились от темы, Том. Мы вели разговор о вас.

– Забудьте обо мне. Я и представления не имел, что вы могли быть… быть в сексуальной группе. Я совсем не думал об этом. Значит, вы замужняя женщина.

– Можно и так сказать. Если только они не погибли. У меня нет никакой возможности связаться с ними.

– И вы любили их обоих?

Глэйр наморщила лоб.

– Да, я любила их обоих. И я могу найти место в своем сердце и для кого-нибудь еще. Подойдите сюда, Том. И перестаньте изобретать способы сделать себя несчастным.

Он медленно подошел к ней, думая о двух мужчинах и одной женщине на борту космического корабля и убеждая себя в том, что они не были мужчинами, а она – женщиной. Он удивился силе ревности, которая охватила его. Задумался над тем, как проявляется любовь у инопланетян. У него закружилась голова.

Глэйр подняла глаза, спокойно и приветливо.

– Сними с меня эту жуткую одежду, Том. Пожалуйста.

Он стянул с нее пижаму через голову, волосы Глэйр в беспорядке рассыпались по плечам. У нее были высокие и очень белые груди. Они, казалось, совершенно не подчинялись силе тяготения. Подобное ему приходилось видеть только на фотографиях в календарях, но никогда в реальной жизни.