Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 23
За плечами Грибердсона был опыт долгого общения с дикарями. Он был на много лет старше, чем казался, и помнил те времена, когда в Азии и Африке встречались племена, имевшие слабое представление о цивилизации. Именно этот опыт придавал ему решимости. Он понимал, что эти люди не горят желанием сразиться с неизвестным врагом. Остальные из его группы не могли похвастаться опытом личных отношений с примитивными племенами.
Они родились слишком поздно для этого. Дикари либо вымерли к тому времени, либо стали жить в городах. Лишь очень немногие остались в резервациях, но по сравнению со своими предками были слишком цивилизованы.
Все же туземцы представляли собой реальную опасность. Наверняка им приходилось уже сталкиваться с врагами — другими первобытными людьми или грозными животными, на которых они охотились — мамонтами, носорогами, пещерными медведями или пещерными львами.
Грибердсон медленно приближался не сводя глаз с нацеленных на него копий. Он остановился и заговорил в мегафон. При первых же словах, прозвучавших, как удар грома, туземцы прекратили кричать и махать копьями. Даже отсюда было видно, как они побледнели.
Джон выхватил ракетницу и выстрелил в небо. Зеленая ракета поднялась на двести футов, потом медленно снизилась и в пятидесяти футах над землей с треском разорвалась. Воины стояли безмолвно. Возможно они хотели бы убежать, но это означало оставить на милость победителей женщин и детей. На это они не могли пойти. Грибердсон в душе одобрил их поведение. Испытывая огромный ужас перед злым волшебником, они нашли мужество отстаивать свою землю.
Улыбаясь, он поднял обе руки. Автомат висел у него за плечами.
От группы воинов отделился и вышел ему навстречу высокий крепкий мужчина с темно-рыжими волосами. В правой руке он держал большой каменный топор с толстым топорищем, в левой — копье. Ростом он почти не уступал Грибердсону. В нескольких футах позади него держался человек с каштановыми волосами, по следу которого они шли.
Англичанин вновь заговорил, его голос, усиленный мегафоном, остановил начавших было приближаться темно-рыжего и его спутника. Но Грибердсон не переставал улыбаться. Он отключил громкоговоритель, сделав это как можно медленнее, чтобы не встревожить их, и опустил руку. Затем он вновь поднял руку в приветственном жесте и заговорил с аборигенами без применения технических средств, зная по опыту, что это более верный способ найти общий язык с теми, кого цивилизация еще не коснулась своей заботливой рукой. Глаза парламентеров при этом широко раскрылись: видимо не каждый день в окрестностях их селения появлялись люди, способные так ощутимо менять свой голос. Но несмотря на свой страх, они, видимо, догадались, что изменение громкости звука — дружественный знак.
Грибердсон медленно поднимался, пока не оказался в десяти футах от дикарей. Отсюда ему было видно, как они дрожат. Но дрожь эта была вызвана не перспективой битвы, а лишь страхом перед неизвестностью.
Грибердсон заговорил и одновременно попытался знаками пояснять свои слова. Он использовал язык жестов бушменов Калахари. Не будучи уверен, что туземцы имеют собственный язык жестов и смогут ответить ему, он хотел использовать все возможные средства, чтобы убедить их в его мирных намерениях.
Он говорил, что они пришли из дальних мест, принесли дары и хотят дружбы. Вождь наконец улыбнулся и опустил оружие, хотя все еще сохранял дистанцию. Второй тоже улыбнулся. Вождь обернулся, не переставая коситься на Грибердсона, и закричал воинам. Затем он пригласил Грибердсона и его спутников следовать за ним, и на вершине холма воины взяли в кольцо всех четверых.
В лицах и движениях воинов уже не было ничего угрожающего. Теперь путешественники смогли увидеть большое стойбище, укрытое под массивным известняковым карнизом. Северная сторона прикрывалась стеной из крупных камней, уложенных друг на друга. Такая же стена поднималась с востока. В поселении было около тридцати вигвамов из шкур на деревянных шестах. Грибердсон насчитал тридцать взрослых женщин, десять подростков-девушек, шесть мальчиков и тридцать восемь совсем маленьких детей.
Позже, когда вернулись охотники, он пересчитал и мужчин, их было двадцать четыре человека.
В каждом очаге горел огонь, кое-где на прутьях жарились освежеванные и выпотрошенные кролики, сурки, птицы. В углу лагеря находился деревянный загон: там жил медвежонок. Перед одним из шатров стоял столб с черепом медведя, насаженным на верхушку, основание столба было обложено камнями.
Во времена Грибердсона череп такой величины, как этот, можно было встретить лишь у кадьякского медведя. Грибердсон решил, что череп и медвежонок — это атрибуты культа медведя, который, видимо, является тотемом племени.
Воду туземцы носили из реки. Об этом говорили кожаные бурдюки, во множестве валявшиеся на земле. Повсюду были разбросаны кости, а сильный запах с северной стороны говорил о том, что по ту сторону стены с обрыва сбрасываются экскременты. Запах самих дикарей, их всклокоченные бороды и волосы, грязная одежда из шкур свидетельствовали, что они не слишком заботятся о личной гигиене.
Грибердсон, не встретив возражений со стороны туземцев, заглянул в ближайший шатер. Там были очень низкие кровати — деревянные рамы со шкурами, брошенными сверху. На одной кровати лежал больной мальчик лет десяти. Грибердсон попросил Речел подержать открытым кожаный полог входа и на четвереньках пробрался внутрь. Мальчик тусклыми глазами взглянул на него. Он был очень слаб.
Снаружи закричала женщина и полезла в шатер. Она хотела убедиться, что таинственный человек с голосом, подобным грому, не сделает вреда ее ребенку. Грибердсон улыбнулся ей, но жестом попросил не вмешиваться.
Он надел на голову рефлектор и направил луч света в глаза мальчику, затем в горло и в уши. Мальчик дрожал от страха, но не сопротивлялся.
Грибердсон размышлял — следует ли попытаться сейчас взять анализы кожной ткани, крови, слюны и мочи. По собственному опыту он знал, что первобытные люди чаще всего отказываются сдавать анализы, опасаясь, что те будут использованы против них в обрядах черной магии. Если и этому племени присущи подобные предрассудки, люди, хоть они сейчас и напуганы, могут пойти на насилие.
Джон задумался. Плоский градусник, который он приложил к коже мальчика, показывал сто четыре градуса по Фаренгейту. Кожа больного была горячей и сухой, дыхание учащенным, пульс — восемьдесят пять ударов в минуту. Симптомы подходили для дюжины болезней. Чтобы поставить правильный диагноз, нужны были анализы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});