Майк Резник - Сантьяго

— Так почему она просто не исчезла с деньгами?

— Она хочет быть богатой и знаменитой, а не просто богатой.

— Мне это чувство знакомо, — пробормотал Сокол. Посмотрел на блондина. — Есть что-нибудь еще?

— Да. Три недели тому назад она вышла на Уиттейкера Драма и, возможно, убила его.

— Что значит, возможно? Или она его убила, или нет.

— Все не так просто. На Деклане Четыре она скооперировалась с охотником за головами по фамилии Каин, который тоже ищет Сантьяго, чтобы получить причитающееся за него вознаграждение. Насколько мне известно, в своем деле он один из лучших. Оба находились в квартире Драма в одно и то же время. Так что убить его мог любой. — Блондин сверился с блокнотом. — Компанию им составлял мелкий шулер по фамилии Тервиллигер. Каин увез его с Порт-Этранжа и с тех пор держит при себе. Роль Тервиллигера в этой истории мне не ясна. Я предполагаю, что именно он вывел Каина на Драма, но возможно, на того указал кто-то другой, знавший Драма, в обмен на какую-либо услугу.

— Какую услугу?

— Трудно сказать… но у шулеров врагов хватает. Так что иной раз очень кстати иметь под рукой знакомого охотника за головами, особенно в Пограничье.

— Хорошо. — Сокол раскурил сигару, долго смотрел в потолок. — Давай вернемся к Маккензи. Как она вышла на меня? Драм не знал о моем существовании.

Блондин пожал плечами:

— Не знаю.

— Так я тебе скажу, — продолжил Сокол. — Кто-то ей сказал, возможно, Акоста. С кем она виделась на Пегасе?

— Только с Линдером Смайтом.

Сокол улыбнулся:

— Вот мы и нашли ответ. Этот мерзавец скормил ей все то, что уже долгие годы пытается повесить на меня.

— Возможно, — согласился блондин. — Но сначала надо убедиться, так ли это.

— Думаю, тут никаких сложностей не возникнет. Кстати, а кем был этот Акоста?

— Контрабандистом. Возможно, время от времени работал на Сантьяго.

— У нас с ним были какие-либо дела?

— Напрямую — нет.

— Мог он знать мою фамилию?

— Исключить этого нельзя.

— Попробуем зайти с другой стороны. Когда его убили?

— Пару недель тому назад.

— До того, как Вера Маккензи объявилась на Пегасе?

— Конечно.

Вновь Сокол улыбнулся:

— Значит, они не встречались.

— Полной уверенности в этом нет. Они могли встретиться вне Пегаса.

— Разумеется, нет. Иначе, переговорив с ним, она сразу бы прискакала ко мне. Значит, она блефовала от начала и до конца.

— Так вы думаете, они не встречались? — спросил блондин.

Сокол нахмурился.

— Скорее всего нет. Но торопиться нам ни к чему. Сильно насолить она мне не сможет, хотя из-за нее я могу и не получить пост посла на Лодине Одиннадцать. — Он повертел в пальцах сигару. — Выясни, где бывал Акоста в последний год и не мог ли он увидеться с ней на другой планете.

Блондин вернулся через час.

— Так что? — осведомился Сокол.

— Вы правы: пути Акосты и Веры Маккензи не пересекались.

— Я это чувствовал! — воскликнул Сокол.

— Так что будем делать? — полюбопытствовал блондин.

— В Гекторе у нее должен быть абонентный ящик. Возможно, она уже связалась с Каином, так что завтра изыщи способ ввести Сантьяго в курс дела. Пусть будет настороже на случай, что Каин и этот шулер выйдут на Бродягу.

— Завтра?

Сокол кивнул:

— Вторую половину нынешнего дня тебе придется посвятить Линдеру Смайту. Позаботься о том, чтобы он больше не распространял обо мне сплетен. Убивать достойного представителя четвертой власти мы, конечно, не будем, но преподать ему хороший урок необходимо. И не говори, кто тебя послал. Он все поймет сам.

— Со второй половиной этого дня и утром следующего мне все ясно. А что насчет сегодняшнего вечера?

— Вечера? Иди домой и ложись спать.

— А Вера Маккензи?

— Никакой пленки у нее нет, так что угрозы она собой не представляет. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось на Пегасе.

— А когда она отправится восвояси?

Сокол улыбнулся:

— Сие существенно изменит ситуацию, не так ли?

Глава 8

Его прозванье — Папа Вильям,

Его призванье — звать к добру.

Улыбка у него умильная,

Убийства для него — не труд.

Кто бы ни разговаривал с Черным Орфеем, рано или поздно собеседник не мог удержаться от вопроса: кто, по его мнению, наиболее запоминающаяся личность из всех, встреченных им в своих странствиях? Орфей устраивался поудобнее, прикладывался к стакану с вином, взгляд его устремлялся в бесконечность, словно он наслаждался представленной ему возможностью освежить воспоминания. И когда у слушателей уже возникали сомнения, а услышат ли они ответ, губы Орфея расходились в улыбке и он начинал говорить, что повидал множество мужчин и женщин: убийц (Птичка Певчая, Джонни-Банкнот), людей трагической судьбы (Шусслер-Киборг), авантюристов (Декарт Уайт, которого прозвал Карт-Бланш, причем Декарту прозвище это ну очень понравилось), хороших женщин (Молчаливая Энни, Благословенная Сара), плохих женщин (Плосконосая Сол, сестра Слизи), гигантов (Человек-Гора Бейтс), но никто не мог встать рядом с отцом Уильямом.

То была любовь с первого взгляда. Не физическая или духовная, но тот невообразимый вихрь чувств, какой испытывает художник-пейзажист при виде прекрасного заката. Черный Орфей рисовал свои картины на огромных полотнах, но отцу Уильяму было тесно даже на них.

Впервые Орфей увидел его в системе Корвуса, когда он грозил адским огнем и вечным проклятием всем тем, кто посмеет уклониться от пожертвований (а среди его паствы Орфей заметил не одну знаменитость Пограничья). Два года спустя их пути пересеклись в звездном скоплении Квинелла, где отец Уильям молился за упокой души четверых мужчин и женщины, которых только что убил. Третий и последний раз Орфей столкнулся с ним на Гиродасе II и словно зачарованный наблюдал, как отец Уильям застрелил двух преступников, снял с них скальпы, обменял на причитающееся ему вознаграждение (власти не требовали представления скальпов, но ни у кого не возникало желания разъяснять отцу Уильяму, что без этой процедуры можно и обойтись), пожертвовал деньги местной церкви, а потом два дня распространял слово Господне среди слоноподобных аборигенов.

Орфей пытался что-либо узнать о прошлом отца Уильяма, но безо всякого результата. Говорить отец Уильям хотел только о Боге, хотя, опрокинув пару стаканчиков, мог подискутировать о Содоме и Гоморре. Внешность у него была запоминающаяся. Рост — шесть футов пять дюймов. Вес — почти четыреста фунтов. Он не расставался с двумя бластерами в черных кобурах, извергавшими, как утверждал отец Уильям, очищающий огонь Господень. Он отринул все удовольствия плоти, кроме обжорства, объясняя, что истощенный слуга Бога — плохой слуга, потому что требуется немалый запас калорий, чтобы донести факел христианства до безбожников многочисленных миров Пограничья. Отец Уильям искренне верил, что планета, приютившая разыскиваемого убийцу, более других нуждается в спасении, и полагал, что наилучший способ наставить ее жителей на путь истинный — искоренить (лучами бластера) зло и облагодетельствовать выживших учением Христа. При этом уже проклятые попадали в ад чуть раньше положенного срока, зато остальные, уже неподвластные дурному влиянию, могли вырваться из загребущих лап Сатаны.