Майк Резник - Сантьяго

Орфей мог бы назвать Сокола лицемером, но, пожалуй, тот не заслуживал столь одномерной характеристики. Соколу с завидной ловкостью удавалось не переступить черту, за которой теряется уважение общества. И в этом он мог бы произвести должное впечатление даже на барда Внутреннего Пограничья.

Его виллы находились на Сибрайте и Поллуксе IV, штаб-квартира — на Канфоре VII, хотя он не появлялся там многие годы. Он участвовал во многих благотворительных акциях и совсем недавно оплатил строительство нового корпуса больницы Паллас-Афина, старейшего из семи укрытых куполами городов Пегаса. Он покровительствовал искусству и постоянно поддерживал щедрыми пожертвованиями местный симфонический оркестр и балетную труппу. А вот оперу он больше не жаловал, поскольку не одобрял романа между своей дочерью и ведущим тенором. Общественность его не осуждала, с пониманием восприняв его решение.

Последние два года он довольно редко покидал пентхауз одного из лучших домов Гектора. В девяти комнатах жили он сам, его сын и две дочери, а еще три, с отдельным входом, он приспособил для работы.

Во второй половине дня Вера Маккензи вошла в вестибюль этого самого дома, подождала, пока женщина-охранник сообщит о ее прибытии и получит подтверждение, что ее ждут, а потом поднялась на лифте в пентхауз. Выйдя из кабины, она оказалась в небольшой приемной. Секретарь сразу пригласила ее в роскошно обставленный кабинет.

— Босс подойдет через минуту-другую, — сообщила секретарь и вернулась на свой пост у лифта.

Вера воспользовалась этими минутами, чтобы оглядеться. Две стены — украшенные произведениями искусства, собранными со всей Демократии, все дорогие, некоторые действительно высокого уровня, но больно уж разношерстные, не создававшие ощущения цельности. Третья — огромное окно, из которого открывался прекрасный вид на синюю реку и долину за пределами купола. Ковер с большим ворсом, в котором буквально утопали ноги. Громадный голографический экран с пультом управления, встроенным в подлокотник кожаного дивана. Четыре одинаковых кресла, два — новеньких, с иголочки, два — чуть потертые. Инопланетный музыкальный инструмент размерами с рояль, каких ей видеть еще не доводилось. На нем шесть кубиков с голограммами членов семьи Сокола. Она взяла один, с изображением молодой женщины.

— Моя младшая дочь.

Уверенный, дружелюбный голос.

Она повернулась, чтобы увидеть вошедшего в кабинет Сокола.

Высокий, широкоплечий, плотный мужчина, седые волосы, аккуратно подстриженные усы. Темно-синие глаза, прямой нос, квадратный подбородок. Элегантный костюм, совсем недавно вышедший из моды на Делуросе VIII.

— Очень красивая. — Вера поставила кубик на место.

— Благодарю вас. Обязательно передам ей ваши слова. — Он коснулся скрытой панели на стене. Мгновенно часть ковра исчезла, из пола выдвинулся небольшой, но укомплектованный всем необходимым бар. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Почему нет?

— Чего желаете?

— А что бы вы порекомендовали?

Он взял бутылку необычной формы:

— Сигнианский коньяк. Подарок друга, недавно вернувшегося с Альтаира.

— Вроде бы вы сказали, что коньяк сигнианский. — Вера насторожилась при упоминании Альтаира.

— Все так. Сигнианский коньяк повсюду пользуется спросом. — Он помолчал, улыбнулся. — Если б вы хоть раз попробовали альтаирские напитки, то поняли бы, почему он остановил свой выбор на сигнианском коньяке.

Он налил коньяк в два бокала, один протянул Вере.

Она пригубила коньяк:

— Очень хороший.

— Не хотите ли присесть? — Сокол подвел ее к креслу, подождал, пока она сядет, сам опустился в кресло напротив. — Вы не будете возражать, если я закурю?

— Отнюдь.

— Сигары с Земли, — гордо сообщил он, закурив. — Нынче достать их не так-то просто.

— Могу себе представить.

— И все же они стоят затраченных усилий. — Он выпустил струю дыма. — А где ваши операторы?

— Они мне не нужны. — Она открыла сумку, достала что-то маленькое и металлическое, поблескивающее объективами, положила на столик между ними. — Тут два широкоугольных трехмерных объектива, которые заснимут все происходящее в комнате, и высокочувствительный микрофон. Он не пропустит ни одного вашего слова. — Вера нажала кнопку, включающую голокамеру. — Качество, конечна, не студийное, но никогда не знаешь, в каких условиях придется брать интервью, так что камера эта очень удобная.

— Фантастика! — восхищенно воскликнул Сокол. — Значит, эта штуковина, просто лежа на столе, обеспечивает круговую съемку?

Вера кивнула:

— Совершенно верно. То есть я тоже попаду в кадр. Но в лаборатории фильм смонтируют и уберут лишнее. То есть получится стандартное интервью: вопрос — ответ. И кроме нас с вами да техников, никто и знать не будет, что мы обошлись без операторов.

— Интервью будет показано на Делуросе Восемь? — Сокол и не пытался скрыть своей заинтересованности.

— И еще на полдюжине планет.

— Смогу я получить копию окончательного варианта?

— Конечно. Но для просмотра понадобится специальное оборудование.

— Я его достану.

— Отлично. Будем начинать?

— Я готов.

Следующие тридцать минут ушли на обстоятельное, профессионально взятое интервью: она рассчитывала продать его если не информационному агентству, в котором работал Линдер Смайт, то его пегасским конкурентам или на Лодине XI, если Сокол таки станет послом.

— Что ж, — она выключила голокамеру, — с этим покончено.

— С вами очень приятно работать, — улыбнулся Сокол. — Вы дадите мне знать, когда подготовите передачу к показу?

— Обязательно. Все, однако, будет зависеть от вашего ответа на следующий вопрос.

— Простите?

— Я хочу задать вам еще один вопрос.

— А свой агрегат вы включать не будете?

Вера покачала головой:

— Пусть это останется между нами.

— Хорошо. — Сокол откинулся на спинку кресла. — Спрашивайте.

— Я хочу, чтобы вы крепко подумали, прежде чем отвечать.

— Я, между прочим, привык к каверзным вопросам, — широко улыбнулся Сокол.

— Рада это слышать. — Вера не сводила с него глаз. — Где я смогу найти Сантьяго?

На мгновение на его лице отразилось изумление. Потом оно сменилось профессиональной улыбкой политика.

— По моему разумению, Сантьяго — миф Пограничья. Если он когда-то и существовал, то уже давно умер.

— Он жив.

— Я в этом очень сомневаюсь.

— Если кто-то уже и умер, мистер Сокол, так это Сидни Перу.

Улыбка исчезла.

— Кто такой Сидни Перу?

— Контрабандист, убитый шесть лет тому назад.

— Никогда о нем не слышал.