Евгений Филенко - Эпицентр

— Я вижу, ты не упускала меня из виду! Или это Стас следил за моей карьерой? — Рашида молчала, и он продолжил: — Милан, с его врожденной деликатностью артиста-интеллектуала, не смог бы обвинить незнакомого человека, а потом вышвырнуть из дома без веских на то оснований. Проницательным его не назовешь. Он ТОЧНО ЗНАЛ, кто я такой. Потому что Стас Ертаулов был известен ему в лицо. Он бывал в вашем доме. Бывал настолько часто, что рассеянный старик запомнил его в лицо.

— И не забыл за десять лет, — вздохнула Рашида. — Десять лет… Все верно, звездоход. Мы были со Стасом вместе. Сколько это длилось? Года три, четыре… Не припомню. Только это не я нашла его — я не сумела бы, да и не пыталась. Я ничего не пыталась в те дни, разве что умереть… Он пришел сам, из ниоткуда. Это был союз двух изгоев. Ничто, кроме боли и воспоминаний, — для нас это были синонимы — нас не соединяло. В конце концов, это стало невыносимо.

— И он ушел?

— Да, так же внезапно, как и явился. Туда же, откуда возник.

— В эту хижину?

— Здесь он обитал… иногда. Назначал мне встречи, уже после того, как мы расстались. Иногда я прилетала. — Рашида разжала кулак. На ладони лежала большая перламутровая застежка в виде китайского дракона, инкрустированная жемчугом — местами горошины выпали. — Чаще всего — нет. Последний раз он звал меня года два тому назад. Я не прилетела.

— Ужасно, — не удержался Кратов. — Обитать — здесь? Стасу?! Он больше всего на свете ценил комфорт, уют и общение…

— Ты говоришь о прежнем Стасе. Но из полета мы все вернулись другими.

— Ты была несчастна с ним?

— Ты все забыл, Кратов. Я была бы счастлива только с тобой. И то двадцать лет назад. А со Стасом… Может ли быть женщина счастлива с мертвым?

— С мертвым?!

— Он сам называл себя так. Иногда на него находило, как будто он терял рассудок. И тогда он говорил много, бессвязно, путая значения слов… Он почти не спал. Я не видела, чтобы он ел… Он и тебя называл мертвецом, Кратов!

— Бред! — Кратов вскочил. — Бред собачий!

— Ты ешь человеческую пищу, Кратов? — По щекам женщины текли слезы. — Ты спишь по ночам?!

— Иногда я даже храплю! — рявкнул он.

Рашида закрыла лицо ладонями.

Он опустился перед ней на колени, прижал к себе — как тогда, двадцать лет назад, на гибнущем посреди безмерности и безвременья космическом корабле.

— Прости, что я смалодушничал тогда… на лестнице вашего дворца.

— А я — то подумала — раньше, — всхлипнула Рашида. — Помнишь? «Берег Потерянных Душ»… вечер, море, рассохшаяся лодка…

— Теперь я сильнее стану верить приметам. Намедни паучок наколдовал мне весточку. И я получил сполна. — Мы должны встретиться, Рашуля. Все трое.

— Ну, мне от тебя не скрыться, — усмехнулась она сквозь слезы. — И не пытайся мне внушить, что это я подняла тебя из твоего монгольского логова. Что это я заставила тебя лететь с одного края света на другой. Да, я позвала тебя. Еще бы! После того, как ты сделал так, что я не могла тебя не позвать! Я надеялась забыть тебя навсегда… Черта с два! Как и не было этих двадцати лет поврозь! Я боялась, что сойду с ума после той встречи, я не могла спать, не могла ни о ком думать, кроме тебя, ты засел в моем мозгу, как заноза…

— Ты чересчур мнительна, — сказал он отвратительно фальшивым голосом.

— А Стас… Ты помнишь его мальчишкой. Болтливым, веселым, беззаботным. Он мог бы таким остаться, если бы не тот страшный полет. Ты не в состоянии вообразить, каким он стал. Это не бред, это — безумие… Наверное, возможны две вещи. Либо ты совершишь невозможное, какое-то чудо, и разыщешь его. Я не знаю, как ты это сделаешь. Он может скрываться там, где никто и никогда не искал другого человека. Господи, он может лежать в гробу, в склепе, как… как вампир в ожидании жертвы!.. Либо он сам захочет встречи с тобой. Во что я верю еще меньше.

— Похоже, ты пытаешься меня запугать, — нахмурился Кратов.

— Костя, Костя… — Рашида тихонько вздохнула в его руках. — Нас было четверо. Мы думали: это будет рутинный полет, мы вернемся домой и заживем счастливо. А по нам прокатилось нечто тяжелое, ужасное, убийственное. Смяло наши тела, растоптало судьбы. И укатилось дальше, своей непонятной нам дорогой. А мы остались раздавленные. И честно делали вид, будто мы неотличимы от тех, в чей мир возвратились. Пока хватало сил на этот маскарад. Но вот силы иссякли… Одного я не пойму, — голос ее дрожал, в нем слышались и отчаяние, и злость, и зависть. — Отчего мы стали калеками, а ты — невредим?!

— Не знаю, — сказал Кратов. — Не знаю… Наверное, даже для такой силы, как злой рок, я слишком твердый камешек.

— Господи, ты так говоришь и даже не рисуешься! — негодующе вскричала Рашида. — Потому что это чистая правда: тебя нельзя раздавить… Но мы-то нет! Мы оказались сделаны из хрупкого материала! Даже Пазур — отчего, ты думаешь, он умер? От старости?! Ему не было и ста!

— Ты и с ним встречалась?

— Я… провожала его. И бросила горсть земли в его могилу. Стас не пришел. Ты тоже. Тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен. Ты не помог никому из нас. Только себе самому. — Рашида внезапно успокоилась и проговорила ровным голосом: — Ладно, и на том спасибо. Может быть, от этого еще будет какая-то польза… этой твоей Галактике. Если бы мы все умерли, перегорели, спятили какой был бы смысл в том нашем полете?

— Ты думаешь, какой-то смысл все же был?

— Без сомнения. Мы просто не увидели его. Или еще не поняли. Быть может — и никогда не поймем. Ты-то хотя бы в состоянии это сделать. И даже стараешься.

— Стараюсь, — сказал Кратов уныло. — Изо всех сил.

— Что это шумит? — спросила Рашида, подняп голову. И, словно вспомнив, сама себе ответила: — Дождь.

— Гроза. Слышишь — громыхает?

— Нет, не слышу, — промурлыкала женщина.

Он осторожно убрал руки с ее плеч и поднялся с колен.

— Куда ты?

— Кажется, мы оставили гравитр открытым. Ничего хорошего не будет, если придется возвращаться в мокрой кабине, на сырых креслах.

— Да пропади они, эти кресла! — возмутилась Рашида.

Кратов подумал.

— Нет, так нельзя, — сказал он как можно более уверенно.

И направился к двери.

— Только посмей сбежать на этот раз! — бросила ему вдогонку Рашида.

«Что было бы очень и очень разумно. — мысленно ответил Кратов, выходя на крыльцо. — Потому что я, кажется, знаю, чем все кончится. А самое-то подлое: кажется, хочу этого…»

Крупные капли дождя, пробившись сквозь хвойный полог, охлаждали его пылающее лицо. Он с огромным нежеланием ступил на скользкую, хлюпающую тропку. Сделал пару шагов.