Спасения нет - Гамильтон Питер Ф.

— Активность подпольных сетей на пике, выше даже, чем в девяносто седьмом, при Большой утечке НеоКрипто. Но Ген 8 Тьюринги фильтруют и блокируют попытки их хакеров пробиться в Солнет. Распознать физический саботаж труднее. Сами хабы почти не атакуют, зато определенно участились вылазки против вспомогательного оборудования.

— Хорошо, установите барьеры безопасности вокруг зданий межзвездных хабов: они должны остаться в рабочем состоянии.

Вслух об этом не хотелось говорить даже здесь, но Земле необходимо было отстоять дорожку на терраформированные миры — на случай, если придется последовать совету Джессики: бежать и прятаться.

Луи окинул быстрым взглядом пузыри дисплеев во всех сегментах.

— Проклятье, плохо дело, а всего несколько минут, как началось.

— Да уж… — Юрий сверился с Борисом: Нью–Йоркский щит так и не включили. — Алик, надо мной все еще нет щита.

— Я над этим работаю.

Изображение Алика пропало с экрана.

— Рапортов об ущербе все больше, — сказала Энн. — Европейские хабы перешли на резервные мощности. Похоже, что саботажники взяли на прицел силовую сеть планеты.

— Дерьмо. Это вне нашей охраны, — расстроился Юрий. — Пора пнуть под зад энергетические компании, пусть подключают своих безопасников. — Он повернулся к лепестку, обеспечивающему связь с европейским оперативным центром. — Кто у нас в Лондоне?

Кохаи Ямада через полтора года собирался в отставку. Он уже десять лет обещал это последней (пятой) жене. Сто двадцать лет в безопасности «Связи» — впечатляющий срок на одном рабочем месте даже по нынешним временам. Если послушать предыдущих четырех жен, ему надо было закончить лет семьдесят назад, и все они предупреждали пятую. Потому–то он и дал слово: «Как только выберу подходящий момент». Первые четыре явно не могли усвоить, как важно строить карьеру, добиваться повышения. По нынешним временам, когда всякий мог позволить себе продлевающую жизнь терапию, повышения стали редки, и ждать их приходилось дольше. Поэтому повышение выросло в цене — стало подлинным признанием таланта. Сто двадцать лет учения и опыта привели его на пост главы Лондонской станции. Он столько жертв принес, пробиваясь на эту вершину, что не мог быстро все бросить: эта работа требовала виртуозной игры.

Приобретенная вера в себя не дала Кохаи нырнуть под кресло в оперативном центре и распрощаться с ним навсегда. Сообщения из Нью–Йорка и ужасали, и завораживали. «Оликсы? Гребаные оликсы — неуклюжие, угодливые, богобоязненные оликсы — начинают вторжение?» Скажи это кто другой, а не сам Юрий, Кохаи заподозрил бы, что у начальства крышу снесло зеро–нарком.

Но тут пошли аварии по всему Лондону: отказы оборудования хабов, нарушения связи. Тьюрингам приходилось вводить аварийные отключения для спасения от неслыханных катастроф. Тьюринги же докладывали об изощреннейших атаках со стороны подпольной сети. Все это шло по нарастающей. Службы безопасности государственных хабов докладывали, что подвергаются нападению, отрубались силовые сети… и в довершение всего — включился Лондонский щит, не менее как по приказу Обороны Альфа.

«Это не шутка. Это все всерьез».

Итак… существовали предписанные процедуры. Кое–что можно было исполнять, как прописано, другие инструкции в связи с уникальными обстоятельствами приходилось модифицировать. Большая часть требовала мгновенных решений на основе накопленного им боевого опыта — его уроки были безжалостно вбиты в голову.

Человек, не имеющий за плечами десятилетий службы в безопасности, не справился бы — Кохаи помогали всеобщее уважение и авторитет, тоже приобретенные за десятки лет верной службы. Да и учился он у лучшего: у Юрия Альстера.

Вторжение оликсов подтвердило: он был прав, оставшись на работе. Он повторял себе, что только профессионал его уровня в силах спасти европейский филиал «Связи» от гигантского кризиса.

А потом весь Гринвичский оперативный центр — они вчетвером сидели вокруг пузыря–дисплея — онемел, глядя, как расходится надвое громада «Спасения жизни». Части разводил невидимый гравитационный двигатель — техника, недоступная человечеству. И тут даже Кохаи усомнился, осталось ли им что спасать.

— Как дела? — спросил Юрий через защищенную связь.

— Наметили ключевые хабы для защиты первого уровня, — ответил ему Кохаи. — Но будут трудности с численностью персонала. Ваше распоряжение о глубоком сканировании замедлит сбор людей.

— Поверьте мне, сканирование необходимо.

— Дерьмо. Слушаюсь.

— Вас уже просканировали?

— Э… нет.

— Пройдите сканирование немедленно. Весь оперативный центр под сканер. Пройдете проверку — доложитесь мне.

— Да, босс.

Кохаи не хотелось исполнять приказ. Столько работы надо организовать и проконтролировать. Несколько хабов доложили о физической атаке и пропали со связи. Соседние с ними гражданские датчики показывали здания с выбитыми взрывом окнами, с пламенем, пробивающимся из стандартных арочных проходов. Со всем этим надо было разбираться, но Юрий сам это понимал. И если Юрий сказал: необходимо…

Он нехотя поднялся и через Гринвичскую высотку поспешил в клинику отдела безопасности, пробился в голову недовольной очереди. Тридцать секунд датчики прощупывали глубины его серого вещества, позволяя Ген 8 Тьюрингу исследовать клеточное строение, биохимический состав, карту нейронов…

По удивительному, ироничному совпадению Кохаи, пока над ним терпеливо склонялся сканер, как раз просматривал переданные Юрием файлы — секретность: красное А — и увидел расколотый топором череп Феритона.

— Боже милостивый… — вырвалось у него.

Из–под сканера он выходил с искрящими, как неисправная проводка, нервами. Взгляд прошелся вдоль очереди: скучающие, нетерпеливые, безразличные люди — и ему стало по–настоящему страшно при мысли, что среди этих глаз одна пара, может быть, принадлежит холодному расчетливому разуму пришельца. Любое из этих человеческих лиц могло оказаться фальшивкой, созданной, чтобы убеждать и внушать сочувствие, чтобы устранить всякое подозрение. «Эй, я один из вас!»

— Перегруппировка, первый приоритет, — обратился он к своему альтэго Нильсу, выходя из клиники едва ли не в ожидании пули в затылок. — Пусть члены тактической группы, уже прошедшие сканирование, в броне и при оружии по пять человек надзирают за работой каждого сканера.

— Подтверждаю, — отозвался Нильс.

— Черт, босс, я получил ваш допуск к досье Феритона, — заговорил он, вернувшись в свое кресло в оперативном центре.

— Значит, понимаете, — кивнул Юрий.

— Понял. Я лучше умру, чем со мной такое, — так и запишите.

— Да и я тоже, друг мой.

— Только… я не вижу выхода. Действительно, не вижу.

В одном из голографических кубов шла передача Обороны Альфа: ковчег продолжал разделение на две неравные части.

— Надейтесь на числа, — посоветовал Юрий. — Численное превосходство за нами. Покончить с их диверсиями, сохранить всё, что сумеем. Союзники — неаны — кажется, считают, что погибнут не все: кто–то успеет спастись, как спаслись они. Но для этого нужно выиграть время. Этим и будем заниматься.

— Верно.

Кохаи понимал, как все безнадежно, но и без надежды надо выполнять инструкции, делать свою работу и уверять себя, что кто–то наверху знает, что, черт его побери, делает. Он велел Нильсу расположить голокубы вокруг своего места, окружил себя галактикой графиков, исполненных в ярких основных цветах. Свирепо скалясь, он принимал вызов и предоставлял подсознанию выискивать закономерности в сверкающем облаке данных. Была у него такая способность. Он не представлял, как она действует, но действовала. Он еще в колледже на студенческих посиделках позволял друзьям выстреливать в него восьмизначными числами — по десять–пятнадцать подряд, и что–то у него в голове каким–то образом вычисляло сумму. Ребята недоверчиво качали головами и ставили ему пиво.

Ген 8 Тьюринг оперативного центра занимался той же задачей — анализировал и пытался предсказывать, но его механизму распознавания паттернов недоставало интуиции. Кохаи его обгонял и знал, что обгонит.