Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июль 2011)

Обо всем этом поведал Персиваль Тис своему новому знакомому Стиву Дрю. Стив Дрю долго думал над его словами. Наконец он сказал:

– Не знаю, как насчет барабанов, а языком колотить ты умеешь.

Так Персиваль Тис стал ударником в рок-группе «Старикашки». Они каждый день собирались в доме Хопкинсов, в комнате, оклеенной синими обоями, и репетировали часами подряд. Перси бил, лупил, долбил, стучал и дубасил по барабанам и тарелкам до полного улета. Звезды, солнца и кометы пускались в хоровод – в голове наступала невесомость, – в такие моменты Перси верил, что запросто может ухватить комету за хвост.

– Лупи, Перси, лупи! – кричал Стив Дрю. – Мы порвем их! Порвем на кусочки! Всех до единого!

И они порвали. Концерт удался на славу! Стив Дрю был в ударе. Толпа неистовствовала, девчонки бросались трусиками, Иззи Осборн так разошелся, что слопал на сцене летучую мышь.

После концерта, уже в аэропорту (до посадки Джессике Хопкинс и Персивалю Тису оставалось полчаса), Стив Дрю спросил:

– Ну, что теперь? – Подразумевалось: «Чем ты займешься теперь, приятель, когда все кончилось? Чем ты займешься теперь?».

Персиваль пожал плечами.

– Продолжу готовиться к школе. Хочу поскорее сдать все тесты и поступить в университет. А ты?

– Доберусь до своей берлоги. Раскурюсь хорошей травой, врублю Игги Попа и завалюсь на диван с Чаком Палаником.

– А потом?

Стив презрительно скривился.

– Я не заглядываю так далеко, приятель.

4

Прошло два года. Как-то солнечным октябрьским утром в доме Тисов раздалась телефонная трель. Звонила Джессика.

– Здравствуйте, мисс Тис, – сказала она. – Можно поговорить с Перси?

– Перси, возьми трубку. Это Джессика.

– Слушаю, – сказал Персиваль.

– Из Луизианы звонили, – сказала Джессика. – Насчет Стива.

– Что с ним?

– Он умирает. И он хочет, чтобы мы приехали.

Через час они были уже в аэропорту. В самолете они заняли соседние кресла. Глядя на лысую старушку, сидевшую у иллюминатора, Персиваль Тис вспоминал, какой он увидел ее первый раз два года (двенадцать лет) назад. Это была маленькая фея с огромными голубыми глазками, белым пушком и голубыми прожилками на голове. На ней было желтенькое платьице и белые носочки, и улыбалась она такой трогательной детской улыбкой. Она и сейчас не разучилась улыбаться, но теперь в этой улыбке было слишком много печали.

Они совсем не говорили о Стиве Дрю, хотя, наверно, каждый думал о нем. Первой нарушила молчание Джессика.

– Ты знал, что нас уже семьдесят восемь? – спросила она. – Фонд изучения прогерии вчера вывесил на сайте. А должно быть еще сто пятьдесят.

– Как это? – не понял Персиваль.

– Статистически. Понимаешь? Всего, по подсчетам, в мире должно быть около двухсот двадцати случаев детской прогерии. Где остальные сто пятьдесят?

– Может, в России? – предположил Персиваль. – Или в Пакистане. Вряд ли там умеют проводить генетические исследования. И вообще, мне кажется, что дело не в генетике, – сказал он, помолчав. – Точнее, не только в генетике. Слишком много совпадений. Вот как, например, получилось, что в городишке с населением пятнадцать тысяч человек нас двое? Это невозможно. Статистически. Думаю, все дело в эксперименте.

– В каком еще эксперименте?

– Который ставят над человечеством. Только не спрашивай кто. Шишки из Пентагона. Марсиане. Пришельцы из параллельных миров. Думаю, что мы не люди. Точнее, не совсем люди. Я не удивлюсь, если узнаю, что это не наши тела, а искусственные оболочки, скафандры, которые нужны нам, чтобы выжить в чужой атмосфере.

Теперь настала очередь Джессики спросить:

– Как это?

– Очень просто. Представь, что мы пришельцы с другой планеты. Наш биологический вид обитает совсем в иных условиях, дышит другим воздухом, питается другой пищей. И вот нас внедряют на Землю, чтобы разведать, что здесь и как. А чтобы мы не умерли в ядовитой среде, нас снабдили специальными скафандрами. Они растут вместе с нами, едят, спят. Мы-то думаем, что это мы и есть, а это всего лишь наши скафандры.

– А где же мы сами?

– Где-то внутри. В том-то и заключается весь фокус. Чтобы понять, кто ты есть на самом деле, надо снять скафандр. Но как только ты это сделаешь, ты умрешь. А скафандры вышли из строя. Понимаешь? Что-то в них разладилось, и все пошло наперекосяк. Вот почему мы стареем быстрее, чем обычные люди. А генетики ломают головы, почему это происходит.

– Это самая фантастическая гипотеза, какую я слышала, – сказала Джессика. – Ты собираешься поделиться ею со Стивом?

– Конечно, ради этого я и лечу, – серьезно сказал Персиваль. – Стив и сам признавался мне, что он марсианин. Конечно, он тогда изрядно обкурился, и не очень-то я ему поверил. Но чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к выводу, что он прав.

– Господи, – покачала головой Джессика, – и эти ненормальные мои лучшие друзья.

5

Они успели как раз вовремя, чтобы застать Стива дома. Его заталкивали на носилках в фургон, чтобы отвезти к реке, где у него был плот.

…Над головой черное звездное небо, река вздыхает и всплескивает под плотом, канаты поскрипывают. Стив Дрю сидит в соломенном кресле на колесах, его ноги укутаны клетчатым пледом. Он раскуривается, прикрывая лицо сморщенной ладошкой. Хотя прикрывать, собственно, нечего. За последний год от его лица не осталось ничего, кроме носа и ушей.

– Перси, так что ты там бормотал насчет пришельцев? – сипит он и перхает как старик. Да он и есть старик: вчера ему исполнилось девяносто шесть. – Прости, я не въехал сразу. Кха-кха! Проклятая дорога вынула из меня рушу.

Он внимательно выслушивает теорию своего друга о том, что все они марсиане. Его змеиные глаза слезятся от дряхлости и дыма. Когда Персиваль заканчивает, Стив Дрю долго и мучительно кашляет, потом вытирает пятнистой лапкой веки и говорит:

– Мне нравится твоя идея. В ней есть сумасшедшинка. Только я не понял, что будет, когда я помру?

– Что будет? – отзывается Персиваль. – Все только начнется, вот что будет. Все только начнется.

– А мы? – подает голос Джессика. – Встретимся мы или нет?

– Ну конечно, – говорит Персиваль. – Конечно, мы встретимся. Верно, Стив?

Но Стив Дрю уже не отвечает.

Кусчуй Непома

Тоннель

1

Я Ева Эламер, дочь Александра и Марии Эламер. Мне двадцать пять лет. То, что случилось со мной, могло случиться с кем угодно. Но это произошло со мной. Так устроен мир, в котором каждый миг что-то случается. Со мной ли, с другими. Понимаю, что говорю банальные вещи. Они просты, как гаммы, которые каждый день играют мои ученики.