Сергей Агафонов - Человечина

Собрала Янга гостинцев снохе и внучатам — ну не изверг же старая без гостинцев идти. Марафет навела и тронулась в путь. Хотела в ступе лететь, да помело куда-то запропастилось. Не иначе счастливый отец Татай в лес утащил. Он же у нас теперь лешим заделался, тропинки метет косулям к водопою, чтобы тиграм было чем ключевую водицу закусывать. Вот фантазер, ити его.

Путь на Прорваниху лежал через лес. А там как раз объявились первые люди. Так недавно они объявились, что Янга про них не слыхала. А может и слыхала, да мимо органов слуха пропустила. Что ей мелочь какая-то пузатая, почти волшебнице.

Один из этих людей рубил в лесу деревья, расчищая участок под огород и услышал как идет янга, потому что та от скуки песенку пела: Я иду к снохе и внукам. У меня нет ни минуты Отвлекаться на сирень Или, что бежит олень. Я держу себя в руках. У меня завязан пах. Я не вижу ничего, Чтоб на блядки повело. Я старуха честная, И этим всем известная. Я и мужняя жена. Я и бабка со вчера. Или нет с прозавчера Или…

Тут к ней подходит человек с топором и говорит глубоким бархатным голосом:

— Пойдем, старая, займемся с тобой кое-чем?

— Я не такая — я жду трамвая… — стала отказываться Янга, а сама чувствует, что не в мочь отдаться ему, уж больно был хорош человек с топором.

Вот как, много позднее припоминала Янга его облик в кругу подруг одна из коих и донесла до нас ее воспоминания.

"…он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен."

Костюм его был обычен для тех времен и той местности. Нитка ожерелья из зубов рыси, головной убор из перьев попугая и набедренная повязка из шкурок морской свинки.

Янга тоже на вкус человека была ничего себе: зубы черные, лицо красное, пяточек розовый, хвостик крючком, ушки торчком, копыта очень стройные и добрая душа вся нараспашку, едва скрываемая платьем из стеблей хвоща.

Человек схватил Янгу и начал ласкать.

— Ты такая симпатичная, — шептал он ей в любовном бреду.

— Ладно, давай, — заторопила Янга человека, — а то мне к снохе и к внукам надо…

— Откуда у тебя внуки, ты же такая молодая! — кричал человек в полный голос, лобызая грудь Янги, на которой теснилось 64 соска

— Ах, вы мне льстите! — смутилась она немного.

Человек повалил Янгу на землю, но очень скоро убедился, что ничего не может с ней сделать: у его новой подруги не было того, что есть у всех человеческих женщин.

— Ах, обманула меня! — вскричал он вскакивая на ноги.

— Сам обманщик! Зря меня позвал! — рассердилась Янга и вцепилась челюстями человеку в правую ногу, так как он хотел ее этой ногой ударить. Нога человека от укуса стала расти и сделалась такой неимоверно длинной, что он и шагу теперь не мог ступить.

Смеясь, Янга встала с земли и стала делать человеку на этой ноге педикюр. Человек же плакал от страха. Вдруг ведьма унесет с собой обрезки кожи и ногтей, чтобы навести на него и весь его род порчу.

Мимо проходил Роаль. Он искал некую траву, отвар из которой при употреблении его внутрь позволял употребившему летать высоко над землей и все видеть: у кого что на ужин готовится, кто жене изменяет, кто сарай ремонтирует, кто у соседа кукурузу ворует, кто у чужих мерзотов молоко прямо из вымени отсасывает.

— Что-то не так, братец? — проявил участие к человеку Роаль

— Да, вот какая напасть со мной приключилась! — указал человек на свою длинную отпедикюренную ногу. — Куда я теперь с такой?

— Не беда, братец. — сказал Роаль и достал острый ножик.

Он стал быстро-быстро рубить эту ногу ножом, оставив наконец такой кусок, чтобы он не мешал человеку в его обычной жизнедеятельности. Отрезанное Роаль собрал в корзину, туда же посадил Янгу, хоть она и не хотела этого.

Взалив корзину на плечи, Роаль пожелал человеку никогда больше не прибегать к случайным половым связям и пошел к реке Прорваниха. Всю дорогу Янга ругалась последними словами, будто не знала кто ее несет и куда, что дало Роалю основания сделать, далеко идущий, вывод о том, что видимо корни Дерева Мира действительно основательно подрыты свиньями, которые питаются желудями с него, и многие из них повреждены настолько, что рассчитывать на сколько-нибудь долгое сохранение существующего порядка вещей не приходится и надо принимать меры.

На реке Роаль отыскал свою лодку, поставил в нее корзину и поплыл, разбрасывая куски человеческой отпедикюренной ноги направо и налево по берегам.

Когда Роаль засовывал руку в корзину, чтобы достать очередной кусок, Янга, изловчившись, тяпнула его за большой палец. Роалю это не поравилось. Он взял негодницу за шиворот и тоже бросил в реку, назначив ей быть русалкой.

— Будь русалкой! — сказал он просто.

— Обязательно буду! — ответила ему Янга и тут же заблистала в мутной воде чешуйчатым хвостом.

Кстати, о старухах и русалках. Уже всем специалистам ясно, что любой проект усовершенствования действительности должен содержать в себе параграфы, касающиеся судьбы старух и русалок вообще, и старых русалок в частности. Известно, что по ночам русалки качаются на ветвях деревьев и поют срамные песни. И это очень хорошо. Это как-то оживляет среднерусский пейзаж. Но случается, что русалки, не рассчитав, падают с деревьев на головы граждан, идущих за водкой или патронами к «калашникову». Чаще падают, по понятным причинам, старые русалки. Нехорошо. Неэстетично. Опасно для жизни. То же и со старухами. Они в известной степени облагораживают наш общественный транспорт своей беспрестанной руганью и плевками, но как часто какая-нибудь старуха, выпав из трамвая или того хуже автобуса создает аварийную ситуацию на дороге! То и дело велосипедисты и самокатчики, уклоняясь от столкновения с выпавшей старухой врезаются в автоматы по продаже газированной воды и сочинений Платона. Есть предложение, как поступить с этими шкодливыми тварями:

— Старухам надрать задницу.

— Русалок замариновать в бочках.

— Старых русалок запретить, что бы совсем не было…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ,

С тех пор как Татай стал лешим, Бог мух мог уже ни в чем себе не отказывать и первым делом взял себе в жены Цуну и ее дочь — Золотую бабу. Игрун спал и ничего не видел, а Знич был огнем в костре и счел за благо не вмешиваться, чтобы не получилось еще хуже. Так и зажил Бог мух со своей матерью и сестрой. Бог мух оказался умельцем. В короткое время он смастерил им на забаву и в помощь в домашних делах кучу детишек.

Первой была дочка от Золотой бабы. Назвали ее — Халява. Была она маленькая — размером с овсяное зернышко. Как она родилась. Бог мух велел Цуне истолочь, смолоть Халяву и наварить из нее киселя.