Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

Именно об этом они и проговорили сегодня весь вечер Иешуа, Крис и Мари, об изначально заложенном в человеке Знании себя и своих возможностей...

Выходит, не все возможности даны Иешуа. Вот ведь знал же, что нет и не было никакой Службы для не посвященных в тайну времени жителей планеты, никто здесь не знает даже об открытии способа перемещаться во времени, хотя он существует уже пару десятилетий, а невольная оговорка легко вырвалась наружу... Вон как изумилась Мари! Плохо! Неужто расслабился? И это в такой момент...

– Фигура речи, - раздраженносказал Иешуа, понимая, что выпускает пар, что сам ляпнул лишнее - сам и винись, а не срывай зло на близких. - Никто ничего об этом моем потомке не знает. Кроме его гарвардского прошлого. И еще того, что он - твой коллега, Крис. Тоже философ и тоже теолог.

– Я детей не краду, - почему-то по-мальчишески обиделся Крис.

– Поэтому ты со мной, - просто ответил Иешуа. Раздражение уходило. Оставались сила и ненависть.

– И что вы собираетесь делать, Учитель? - все еще обиженно спросил Крис. Нью-Йорк огромен...

– "Кто может уразуметь, что угодно Господу?" - ответил Иешуа словами не раз к ночи помянутого царя Шломо. - Вот телефон... - Он указал на треснутый древний аппарат, висящий на стене у кровати, чудом сохранившийся сегодня в этом обиженном Богом отеле, а точнее, не Богом вовсе, а дремучим и долгим безденежьем. Что, впрочем, тоже от Бога. - Когда придет срок, он зазвенит.

И все уставились на маленькую, с широкой рукотворной трещиной ярко-красную коробочку, прилепившуюся к ярко-желтой стене, как заплатка, как нос клоуна, уставились, ждали: а вдруг и впрямь зазвенит.

И она впрямь зазвенела. Будто по просьбе трудящихся.

Иешуа легко поднялся, словно он точно знал, когда ему звенеть - этому переговорному ископаемому, вынул из него кругляш наушника, вставил в ухо, сказал повелительно жестко:

– Говорите, Ханоцри.

Ни Мари, ни Крис даже на миг не удивились очередному провидению Учителя: то ли не сообразили, что в таком случае следует удивиться, то ли просто привыкли не удивляться. Они молчали и слушали, поскольку, судя по всему, от них всего лишь эти два действия и требовались: молчать и слушать.

– С благополучным прибытием на благословенную землю Америки. - Голос в динамике трещал и сипел. Вероятно, телефон кил на грани смерти, или у абонента на том конце связи было неважно со здоровьем. - Когда желаете встретиться, предок?

– Немедленно, - так же резко ответил Иешуа.

– Вы знаете город? - прохрипел было собеседник, но тут же спохватился: Ах да, я ж забыл, с кем имею дело!.. Диктую адрес. Не боитесь встретиться на моей территории или предпочитаете нейтральную?

– Диктуйте.

Мари лихорадочно шарила в прикроватной тумбочке в поисках чего-нибудь пишущего. Нашарила карандаш, нацелилась на стену: там уже хватало разных телефонов и адресов. Одним больше...

– Вы понимаете, что нейтральная вам не нужна, - неведомый "потомок" железно засмеялся. - Вам моя нужна. Извольте! Только не думайте, что все у вас получится: вы, видно, не учитываете фактор хозяина.

– Я все учитываю. - Иешуа повысил голос. - Не тяните время. Скоро станет светать.

– А я не исчезну с рассветом, - опять засмеялся собеседник. - Я же не вампир... Ну, пишите: Бруклин, из Бруклинского туннеля - по хайвею, никуда не сворачивая, мили через полторы - притормозите. Увидите слева большой серый ангар, на нем вывеска: "Робертсон и сын". Я узнаю, когда вы подъедете. Один придете или с новыми апостолами?

– С апостолами, - ответил Иешуа и вынул наушник, сжал его пальцами - тот треснул, рассыпался. Рассеянно, словно внутренне еще продолжал разговор, взглянул на Мари и Криса. Тряхнул головой, сбрасывая... что?.. наваждение?.. Бросил уже на бегу: - Поехали! Быстро!

И тоже на бегу Мари позволила себе вопрос:

– Кто это был? Дьявол?

– Дьявол? - Иешуа громко сыпался по лестнице, не глядя на ступени, перепрыгивая разом через три. - Вполне вероятно, девочка, вполне вероятно...

А легконогий Крис несся следом и бессмысленно думал: все-таки динамик в этом телефоне сдох. Как все в отеле.

Или вообще в Нью-Йорке?..

ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 2

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, НЬЮ-ЙОРК, 2157 год от Р.Х.. месяц август

(Продолжение)

С севера Манхэттена на самый юг, в Downtown, под East River по скоростному Brooklin Battery tunnel и - сразу направо, на Gowanus Expressway, и по этому скоростному пути - дальше к югу вдоль грязных портовых причалов по правую руку, а по левую - мимо одинаковых, как близнецы-братья, бетонно-железных ангаров, куда можно загнать и могучие фуры под растаможенный груз, и юркие грузовички под нерастаможенный, контрабандный, и куда при желании влезет пятисотместный сверхзвуковой "боинг", или тяжелый атомный подводный "флингер", или целая армия Тита Флавия, некогда осадившая и сровнявшая с землей вредный город Иершалаим, не любимый Иешуа так же активно, как и Нью-Йорк.

Таксист-негр - или афроамериканец, если прибегнуть к так называемой политкорректности, давно и тупо задолбавшей страну, - наотрез отказывался пилить среди ночи к черту на рога, но Крис пообщался с ним на суахили. Мари посулила на английском лишнюю десятку гринов, и он таки попилил, безостановочно и однообразно ругаясь себе под нос.

Пассажиров последнее особенно устраивало: можно было помолчать.

Выражаясь метафорично - каждый молчал о своем. Крис - о предстоящем. О встрече с человеком, носящем имя Мессии - Иешуа Ханоцри, не исключено - просто укравшем это или о встрече с глазу на глаз (хотя скорее всего там будет уйма лишних и очень бдительных глаз!) с главой самой тайной из всех тайных сект, которого называли "Сатаной двадцать второго века" и на счету которого было больше трех сотен украденных детей из Штатов, Канады, Мексики. Дальше Северной и Центральной Америк его влияние пока не простиралось. То ли не мог, то ли не спешил. Все знали его в лицо - по ти-ви выступлениям, но никто не видел лично. А Крис увидит. И... И тут фантазия давала сбой. Но Нью-Йорк, но ночной Манхэттен, но бешеная гонка по пустым улицам, но мертвенно-мрачный порт, обещавший очередное, возможно, даже опасное Неожидаемое - ах, романтика-романтика наивных африканских мальчиков, верящих, что Бог - тоже романтик, иначе зачем он не дал умереть этому славному древнему чувству в век Очень Высоких Технологий!..

Мари тоже думала о предстоящем. Она думала о нем отстранение, как о чужом действии, в котором она, Мари, как всегда, окажется только свидетелем, ей нравилась такая роль - быть везде и не вмешиваться ни во что, хотя она преотлично знала себя и знала, что скажи Иешуа слово - и она войдет в живую ткань оного действия, подхватит оброненную кем-то реплику и поведет свою ррль убедительно и живо, но - теперь уже отстранение, потому что зыбкое слово "странность" преследовало ее с детства, с низко летящего ветра в холодных нормандских дюнах, с мерного шелеста песка, с привычной атмосферы тяжелого молчания в большом родительском доме-замке, и из-за такой атмосферы - с однажды возникшего в девочке ощущения кого-то внутри нее, кого-то, кто ведет. "Странность" и "странница" - однокоренные слова, и, уйдя из странного мира Нормандии, она стала странницей в остальном мире, а встреча с Мессией - она поняла это сразу и навсегда! - сделала ее, студентку-историка, странницей на всю оставшуюся жизнь: так захотел тот, кто внутри. Так ей хотелось думать. И еще: она совсем не боялась того, что их ожидало в Бруклине. Она вообще никогда и ничего не боялась, если тот, кто внутри, не остерегал ее. А сейчас он молчал. Отсутствовал.