Ирина Ванка - Секториум

— Это вы к чему? — испугалась я. — К тому, что мне придется снова сюда приехать?

— Командировки буду примерно раз в полгода. Отсутствовать чаще тебе сейчас нельзя.

— Раз в полгода?

— Человека с твоими способностями я искал двадцать лет, — напомнил шеф. — Я перепробовал все. Я искал информала даже в близких расах. Мне необходимо место в Хартии.

— Хорошо, — согласилась я, желая утешить любимого начальника. — Полгода хватит, чтобы прийти в себя и настроиться.

— Настройся. Мы ведь на Земле работаем вслепую. Мы не можем использовать опыт аналогичных цивилизаций, и это самое узкое место в проекте. Если есть возможность что-то сделать, надо делать прямо сейчас.

— Ладно, буду работать, — согласилась. — Полгода — не так уж мало для отпуска.

В капсуле шеф деликатно оставил меня одну. Наверно, мой сонный вид не располагал к посиделкам. Он и так уже много наговорил.

— Отдыхай, — попрощался он, но у двери притормозил. — Что это был за анекдот?..

— Какой анекдот?

— Про двух тараканов…

— Сидя на подоконнике два таракана, любуются ядерным взрывом. Один другому говорит: «Не забудь мне напомнить внести человека в Красную книгу природы».

— Это смешно?

— Не знаю.

— Тебе Адам его рассказал?

— Алена.

— А Алене — Адам? Спи. Поговорим, когда отдохнешь.

— Не знаю… — ответила я сквозь сон, — мне казалось, такой анекдот им легко будет усвоить.

Шеф присел возле меня на кровати.

— В последнее время на Земле происходит аномальная мутация, — сказал он. — Ваши ученые ее заметить не могут, потому что им не с чем сравнивать. Со стороны же видно, что среди вас стали появляться существа с недоразвитыми инстинктами. Это касается самосохранения, продолжения рода, чувства социума. Такая мутация в Критическом Коридоре — нонсенс. Самая опасная аномалия, последствия которой вы не можете себе представить. У меня недостаточного опыта, чтобы точно определить причину и сделать прогноз. Твои коллеги по Хартии могут иметь гораздо больший кругозор. Мне важно знать, был ли где-то аналог этой ситуации. Может быть, от решения этой задачи зависит ваше будущее. Может, не только ваше… — он посмотрел в пустоту, задумался и словно очнулся от забытья. — Спи. Я пойду.

Сначала я лежала с закрытыми глазами на подушке. Прошло время, прежде чем я смогла убедиться в том, что уже не засну. Можно было пересчитать всех баранов и стереть бока о матрас, но мозг не отключался. Его нельзя было отложить на тумбочку до прилета на Лунную Базу. Какой прок мне сейчас рассуждать о перспективах человечества в запертой капсуле? Что толку изводить себя чувством ответственности, когда непонятно элементарное: в чем, собственно, заключается моя роль? В том, чтобы еще раз рассмешить публику хартиан, в надежде на то, что кто-нибудь из них сжалится над нами и поможет решить проблему, суть которой мне все равно неясна?

Дверь капсулы не реагировала на мое желание выбраться наружу.

— Мне нужно снотворное, — сказала я Веге через внутреннюю связь.

Вскоре он появился и выложил три пилюли цвета итальянского триколора.

— Сначала возьми зеленую под язык, — объяснил он. — Через пять минут, если не подействует, красную. И в самом крайнем случае — белую.

Как только за ним закрылась дверь, я отправила в рот белую, и, не дожидаясь эффекта, следом за ней все остальные. Помню, что один шаг в сторону кровати сделать удалось, но дальше уже ничего не помню.

Глава 5. СОЦИОПАТИЯ, МОДУЛЬ

«Чем ближе узнаю человечество, тем больше уважаю Дарвина», — висело над столом Алены Зайцевой, на стене ее родной кафедры. Лозунг, выполненный белой аппликацией на красной тряпке, ей подарили студенты, и Алена не желала расстаться с ним в пользу интерьера секторианского офиса. Вега усмотрел в лозунге инопланетную ересь и проявил замашки цензора, требуя снять тряпку со стены. Алена даже не подумала подчиниться. Каждый из нас старался урвать что-нибудь с древа демократии, пока оно еще дистрофически плодоносило время от времени мелкой зеленой кислятиной.

Нет в природе совершенства, откуда же ему взяться в обществе? Абсолютно разумный человек, едва осознав себя таковым, должен немедленно застрелиться. А абсолютно глупый вряд ли способен выжить вне отделения реанимации. Все известные науке мутации, направленные на поумнение средней массы, в конечном итоге, ведут к деградации. Вега слукавил, сказав, что нашей социальной патологии аналогов нет. Может быть, не в такой критической форме. Кто-то должен был обозначить нижний предел, чтобы получить исходную точку отсчета. Сигирийская наука подтверждает, что время от времени, в похожих друг на друга планетарных социумах возникают персонажи, лишенные внутреннего позыва следовать устойчивым моделям поведения. Они живут и действуют в общем потоке: получают образование, если того требуют обстоятельства, устраивают быт, заводят семьи. Они, как тени на стене, рефлекторно выполняют действия, лишенные внутренней мотивации. Иногда они выпадают из социума, иногда маскируются в нем. Их деятельность часто зависит от попадания «в струю» и обусловлена желанием не выделяться из общей массы. Эти существа не способны получать удовольствия. Им скучно с друзьями, проблемы продолжения рода их волнуют лишь в рамках физиологической необходимости. Им все равно, как устроено жилище, и, если спросить, благодарны ли они родителям за то, что появились на свет, они скоре всего ответят «да», потому что так принято отвечать, не задумываясь над смыслом сказанного. Альфа-сиги присвоили этому явлению термин социапат — «социально апатичный» член общества.

Формы социапатии для каждой цивилизации индивидуальны. Как правило, социапат распознается в зрелом возрасте. В детстве он мало отличается от нормальных детей, и это обусловлено необходимостью развития. Человеческая социапатия — особый случай. Здесь и в зрелом возрасте такую особь не вдруг распознаешь. Это сбивает с толку психологов, не позволяет определить масштаб явления. В здоровом социуме общее количество социапатов не превышает пяти процентов, и только преодоление десятипроцентного барьера можно принять за тревожный симптом. В нашей среде картина ужасающая: около тридцати процентов человечества в той или иной степени поражено социапатией. Более того, никакой тенденции к стабилизации. Феномен прогрессирует. Если раньше высокий процент набирался за счет благополучных стран и мог быть списан на «усталость цивилизации» и статистическую некорректность, то теперь сигирийцы стали воспринимать его как признак эпидемии. Тридцать процентов — цифра запредельная, но из них только треть четко выраженных социапатов. Остальные своим поведением себя не выдают: они делают карьеру, ходят на пиво и смеются над анекдотами. Они любезны у прилавка и улыбчивы в общественном транспорте; умны, добры, порядочны и, зачастую, образованны. Единственное, что их отличает от братьев по разуму, — они не имеют понятия, что от этого всего можно получить удовольствие. Они не знают, что в реальности означает слово «кайф» и принимают его за окончание очередной добросовестно выполненной работы.