Фриц Лейбер - Странник (The Wanderer)

– Луна, похоже, движется теперь по новой орбите, – сказал Хантер. – Между ней и Странником не более пяти тысяч километров.

«Родовые муки уже начались», – думал Дылда. – «Белая Дева ищет убежище в одеянии Испана».

Коротышка сложил ладони лодочкой и Рама Джоан налила туда воды для Рагнарока.

Полковник Мэйбл Уоллингфорд резко заметила:

– Спайк, я говорила с генералом Вандамми. Он уверяет, что это не маневры. Они не вмешиваются в наши дела, поскольку мы реагировали быстро и четко. Твои приказы подтверждены и переданы дальше.

Спайк Стивенс посматривал на два экрана, похожих словно близнецы, на обоих была Луна, постепенно исчезающая за Странником. Спайк откусил кончик сигары и рявкнул:

– Ладно, пусть он подтвердит все это мне лично!

– Джимми, соединись с командованием! – приказала Мэйбл.

Генерал прикурил сигару.

На третьем экране появился улыбающийся лысый мужчина. Генерал стремительно вынул сигару изо рта и встал.

Полковник Мэйбл почувствовала прилив неземной радости, наблюдая за Спайком, который вел себя сейчас как покорный вежливый мальчик.

– Господин президент! – поздоровался генерал.

– Должен поблагодарить вас, генерал, – сказал президент. – Даже трудно поверить, но вы прекрасно справились с этой кризисной ситуацией. Даже если считать, что происходящее вы принимали за очередную вводную!

– Не так уж прекрасно, сэр, – начал генерал. – Я боюсь, сэр, что мы все-таки потеряли лунную базу. Уже более часа от них нет никаких известий.

Лицо на экране стало серьезным.

– Мы должны быть готовы к потерям, – решительно произнес президент. – Я покидаю сейчас Пентагон, чтобы встретиться с представителями прибрежной охраны. Продолжайте так же действовать до полного устранения… – было видно, что он ищет блестящую и точную формулировку, которыми был знаменит,

– этой… космической угрозы!

Изображение на экране исчезло.

Полковник Виллард Грисволд саркастически заметил:

– Лунную базу, говоришь? Нет, Спайк, похоже, что мы потеряли всю Луну!

12

Дон Мерриам уже пятнадцать минут летел сквозь Луну со скоростью три километра в секунду, а фиолетово-желтая полоска, которая уже достигла ширины ленты, перестала расширяться. Это не предвещало ничего хорошего, но у Дона не было выбора. Он должен был мчаться дальше между относительно ровными стенами тоннеля сквозь расщепленную Луну – поскольку она лопнула ровненько, словно умело расколотый алмаз – внимательно вглядываясь вперед и терзаясь ужасными мыслями, отбросить которые у него не было сил.

После первого сильного толчка Дон выключил главный двигатель, и управлял «Бабой Ягой» только коррекционными двигателями.

Он мчался через середину Луны, пролетев уже через ядро: в пути ему попеременно сопутствовал блеск стен, темнота, а также фиолетовая нить, пересекающая экран, который местами покрывали молочно-белые пятна. У Дона пересохло в горле, глаза жгло, он чувствовал себя, словно хрупкая стеклянная пчела, которая пытается пролететь через небольшой зазор между жестяными листами стенки, тянущейся на многие километры, или как заколдованный принц, бегущий по тесному, изобилующему всевозможными опасностями коридору…

Только бы не зацепиться за стену!

Примерно на половине пути появились черные, словно сажа, полосы и блеск зеленого огня, но Дон не имел понятия, откуда они взялись и что это такое.

А вот молочно-белые пятна экрана – это уже нечто иное; это следы от неожиданных вихрей заряженной пыли, которые в определенный момент почти полностью закрыли от Дона цветную ленту на дне пропасти.

Солнечный свет погас раньше, чем Дон ожидал, вынудив его управлять «Бабой Ягой» только при слабом блеске сверкающих стен. Однако этот блеск был полон коварства; поскольку желтый свет был значительно резче фиолетового, Дон часто неосознанно отдалялся от золотисто-поблескивающей стены пропасти.

Но теперь фиолетовая лента начала сужаться и Дон почувствовал, что это уже конец, конец значительно худший, чем смерть от удушья; уж лучше бы он разбился об стену. Он вообразил себе, как разорванные половинки Луны смыкаются за кораблем, перекрывая доступ солнечному свету, после чего отталкиваются друг от друга, а затем – двигаясь значительно медленнее, чем он, Дон, но достаточно быстро, чтобы опередить его – под влиянием могучей силы притяжения смыкаются перед самым носом корабля.

Когда, преодолев расстояние почти в три тысячи километров, он был уже близко к противоположному краю, фиолетовая лента почернела.

И тогда, совершенно неожиданно, словно после смерти возвращаясь к жизни, Дон вылетел из темноты на свет. Звезды мерцали со всех сторон, а лучистая шевелюра Солнца заливала все вокруг сверкающим жизнерадостным сиянием.

Только теперь он увидел, что перед ним находится!

Это был большой шар, не меньший, чем Земля, видимая с двухчасовой орбиты. Правая сторона его, за которым находилось Солнце, была ярко фиолетовой и золотистой, левая же – черной, с тремя светло-зелеными сияющими пятнами, уходящими на невидимую часть планеты.

Космонавт увидел, что четко вырисованная граница между светлым полушарием и тем, на котором царила ночь, медленно передвигается вправо, в то же время, как Солнце приближается к фиолетовому горизонту. Дон осознал, что внутри Луны он потерял из виду фиолетовую ленту не потому, что перед ним сомкнулась бездна, а потому что ночная сторона новой планеты сдвинулась ему навстречу, заслоняя собой все на свете.

Почти сразу Дон подумал, что шар, возникший перед ним, – большая планета, и что Луна вышла на низкую орбиту вокруг нее. Это было, по его мнению, единственное и самое разумное объяснение всему, чему он был свидетелем за последние три часа: свет, заливающий ту часть Земли, на которой должна была быть ночь, яркое пятно на водах Атлантики, и прежде всего, треснувшая Луна.

А впрочем, тут нечего размышлять – он собственными глазами видел этот огромный шар и чувствовал, что это может быть только планета.

Дон повернул корабль и в каких-то восьмидесяти километрах от себя обнаружил огромный диск Луны – одна ее половина была черной, а другая – ослепительно белой от падающего на нее солнечного света. Видя блестящую, клубящуюся пыль, поднимающуюся в освещенном Солнцем космическом пространстве, а также сюрреалистически расчерченную шахматную доску, которую создавали мелкие трещины на поверхности Луны, от которых поднимались небольшие тучи пыли, Дон понял, что именно здесь за ним сомкнулись стены бездны.

Он был в восьмидесяти километрах над Луной, которая с каждой минутой все больше напоминала булькающий каменный океан.