Чарльз Шеффилд - Возрождение

Этот вопрос Ханс задавал себе уже давно. Еще до того, как корабль перешел на низкую орбиту, он отправил запрос на «Гордость Ориона»: «Предположим, что внутренний источник энергии звезды был каким-то образом выключен в течение короткого времени (недель или месяцев). Как долго в этом случае продлится ее остывание за счет обычного излучения? Мне нужна приблизительная цифра: будут это годы, столетия, тысячелетия или миллионы лет?»

Грейвс прислал неутешительный ответ: «В. К. Талли делает расчет с помощью астрофизической библиотеки корабля. Ответ на ваш расчет зависит от нескольких неизвестных параметров, в частности, от стадии эволюции звезды и величины гравитационной энергии, накопленной в результате сжатия при ее остывании. Талли отказывается дать определенный ответ, но обещает проанализировать различные варианты».

Можно себе представить! Этот вживленный компьютер будет нести ахинею и ходить вокруг да около, пока с ума не сведет! К счастью, сидеть и слушать придется Грейвсу. Но почему В.К. все еще на борту «Гордости Ориона»? Ему давно следовало отправиться в путь.

Второе послание Грейвса оказалось более обнадеживающим: «Абсолютно минимальным значением времени радиационного охлаждения при крайних значениях параметров В.К. Талли считает двадцать тысяч лет. Более вероятная величина, учитывающая гравитационную энергию сжатия, – между восемью и восемнадцатью миллионами лет. Если время меньше, чем двадцать тысяч лет, то это означает, что процесс остывания был ускорен какой-то внешней силой. Рисунок трещин на льду, если таковые имеются на поверхности планеты, может служить визуальным индикатором времени остывания. Прилагаю изображения характерных рисунков, соответствующих различным скоростям охлаждения».

Ханс сравнил присланные картинки с орбитальными снимками. Под белым покровом хорошо просматривались трещины и разломы. Сомнений не оставалось: внутри звезды не просто прекратились термоядерные реакции, сменившись долгим остыванием. Звезда погасла, и ее температура упала с семи тысяч градусов до нескольких сотен за какие-нибудь несколько лет. А может, и часов.

Что это означало для живых существ, которые обитали на планетах, вращавшихся вокруг звезды? Солнце зашло последний раз, и наступила вечная ночь. Сухопутные животные погибли сразу: земля, камни и песок отдали свое тепло космосу меньше чем за день. Дольше всего жизнь могла сохраниться в океанах, в глубоководных впадинах, обогреваемых подземным теплом и укрытых растущим слоем льда. Не исключено, что какие-нибудь живые организмы могли сохраниться до сих пор, черпая энергию из гидротермальных источников на дне океанов. Правда, как подсказывал опыт многих планет, разумная жизнь в таких местах существовать не могла.

– Ну? Вы слышали мой вопрос? Что нам даст высадка на планету?

Повторный вопрос Бена Блеша оборвал размышления Ханса. И в самом деле – что? Ведь приборы могли показать почти все. В чем же дело, что не дает ему покоя? Оперативник, который тратит время на пустое созерцание, сам напрашивается на неприятности.

– Если бы я знал, что мы там найдем, то и высаживаться было бы ни к чему. Однако я убежден – у этой планеты есть, что нам рассказать, а с орбиты мы этого не услышим.

Ханс и сам понимал, насколько такой ответ не выдерживает критики, но был уверен: планета не выдаст своих тайн, пока он сам не ступит на ее поверхность. В голове вертелся какой-то важный вопрос, который требовал обязательного ответа. Только Ребке никак не удавалось ясно его сформулировать. А слова, сказанные Блешу, выражали всего лишь инстинктивное животное стремление воспринимать мир собственными органами чувств.

Хотя инстинкт, конечно, мог и ошибаться.

«Пока корабль не сядет на Ледяной мир, решения принимаю я», – мысленно повторил Ханс.

Корабль проходил сквозь внешние слои атмосферы. Наконец-то команду прижало к креслам – теперь в течение нескольких благословенных минут никто не будет действовать на нервы!

Это был тяжелый день. Даже Дари в конце концов выступила против.

– Ханс, а все-таки – что ты надеешься там найти? Ты так ничего и не объяснил. Почему мы должны туда лететь?

Фактически она повторила слова Бена. Этот вопрос прозвучал во всевозможных вариантах уже раз двадцать. Что мог им сказать Ханс? «Потому что мне так хочется?» Это не ответ.

Теперь он чувствовал себя увереннее, хотя сгустившийся воздух свистел и ревел в обшивке, а перегрузки росли с каждой секундой. В распоряжении Ребки была достаточная мощность двигателя, чтобы сделать посадку легче. Одно нажатие кнопки – и этим занялся бы автопилот. Они бы опустились как перышко. Но Ханс решил садиться вручную: пришло время проверить, чего стоят так называемые «эксперты по выживанию».

Они оказались на высоте. А вот Ханс, похоже, несколько потерял форму. Реальная опасность им, конечно, не угрожала, поскольку в экстренной ситуации автопилот взял бы управление на себя. Тем не менее хвастаться было нечем. Ханс выбрал место посадки с особой тщательностью, пересмотрев сотни снимков и ни с кем их не обсуждая. А когда цель оказалась в прямой видимости, понял, что проскочил ее и идет вниз на слишком большой скорости. Пришлось исправлять положение, пусть и дорогой ценой. На последних двух тысячах метров «Спаситель» тормозил так сильно, что капитана чуть не размазало по креслу.

Когда корабль шлепнулся на поверхность планеты, у Ханса создалось ощущение, будто он с размаху сел на собственные внутренности. Дари, сидевшая рядом, тоже охнула от боли. Казалось, в ближайшие несколько минут никто на борту не сможет пошевелиться. Однако корабль еще продолжал скользить вперед по ледяной поверхности, а Лара Кистнер и Бен Блеш уже расстегнули ремни безопасности и встали.

– Корпус не поврежден. Проверить мониторы и выходной люк, – деловито распорядился Бен.

– Проверяю. – Кистнер стояла у главного люка и выглядывала в окошко. – Обзор свободный, никаких внешних препятствий. Все готово к выходу.

И ни слова о неудачной посадке, никаких вопросов о том, почему он садился вручную. Ханс повернул голову из стороны в сторону – шейные позвонки пронзила острая боль – и начал выкарабкиваться из ремней.

– Зачем проверять мониторы? – слабым голосом спросила Дари. – Что на них может быть? На орбите вы сами говорили: здесь слишком холодно, чтобы кто-то выжил.

– Совершенно верно, так и есть.

Тем не менее Блеш и Кистнер были правы. На незнакомой планете проверять надо все. Тяжело дыша, Дари без сил лежала в кресле. Ханс с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал себя слабым и неуклюжим. Что это – высокая гравитация или состояние организма? Вероятно, три недели в железном кресле дают о себе знать. Как бы там ни было, в тяжелом термоскафандре будет еще хуже. Оба эксперта по выживанию одевались – быстро и ловко. Да уж, за ними не поспеть…