Владимир Корчагин - Астийский эдельвейс

- Но ты позвонишь им?

- Конечно, позвоню. Однако боюсь - это не изменит дела. Телеграмма похожа на приказ.

Через два дня состоялся телефонный разговор с институтом. Трубку взял профессор Победилов:

- А-а, Антон Дмитриевич! Привет! Очень рад, очень рад! Вы что же, всё там, в тайге? А у меня для вас новость. Да-с! Бросайте все и езжайте домой. Немедленно! Предстоит командировочка э-э... совсем другого рода. В Канаду.

- В Канаду?!

- Да, в Канаду - в Монреаль, по приказу самого министра. В порядке, так сказать, научного обмена. Года на два, не меньше. Что же вы молчите?

- Думаю. Но зачем такая спешка? Могу я провести отпуск здесь?

- Что вы, что вы, Антон Дмитриевич! Командировка с первого июля. А всякие там оформления и прочее, разве вы не знаете? Ехать придется с семьей.

- Понимаю, но как же лаборатория?

- Лабораторию передадим Колесникову. Не возражаете?

- Конечно, нет.

- Вот и отлично. Так что ждем! - Победилов повесил трубку.

- Все слышал? - обратился Антон к сидящему рядом Максиму. Тот молча кивнул.

- Надо ехать, Максим, - вздохнул Платов. - И мне и тебе. Не будем прощаться с Вормалеем навсегда, но...

- Все ясно, Антон.

- Хочешь сходить на озеро?

- Надо, сам понимаешь.

Антон скомкал папиросу:

- Ну что же, две недели дам. Но не больше. Дела не позволяют.

- Спасибо и на этом. Когда едешь?

- Сегодня, чего тянуть. Дел там действительно невпроворот. А здесь... Днем больше, днем меньше...

- Да, конечно, - согласился Максим.

Они вышли с почты, пересекли тихую деревенскую улицу. Долго шли молча, приближалось расставание. Антон пожелал Максиму только одно:

- Иди не в одиночку на Лысую гриву.

- Нет, в одиночку, Антон. Сам понимаешь, иначе нет смысла.

- Ну смотри. Я не могу запретить тебе этого, как не могу отнять твоей мечты. Хочу только предостеречь. Пожалуй, будь я на твоем месте, поступил бы... точно так же.

- Спасибо, Антон...

- Чего уж... Ну! - Он крепко стукнул Максима по плечу, тот прижал свою щеку к небритой щеке Антона.

5

Это было как чудо, о котором не мог и мечтать Максим. Он приехал в Ленинград на очередной научный семинар, как зачарованный ходил по улицам и площадям этого удивительного города, овеваемого весенним ветром, и вдруг увидел ее.

Лара шла по аллее со стороны Исаакия, шла задумавшись, глядя под ноги, и, конечно, не видела его. А он как остановился у памятника Петру, так и застыл от неожиданности, не в силах ни окликнуть ее, ни пойти за ней следом. Только тогда, когда она обогнула монумент и, свернув к Дворцовому мосту, смешалась с толпой, он словно очнулся и бросился следом, стараясь не потерять ее из виду.

Лара была уже далеко. Она шла все так же, опустив голову, не обращая ни на что внимания.

- Лара!

Она обернулась.

- Лара...

Глаза ее широко раскрылись, губы дрогнули, руки, словно в испуге, поднялись к груди. Несколько мгновений она смотрела на него, будто вспоминая что-то давно забытое, потом слабо вскрикнула. Он взял ее холодные тонкие пальцы и молча прижался к ним губами.

- Ларуся, милая... - прошептал он.

Она грустно улыбнулась:

- Я знала, что ты найдешь меня. Только очень уж долго пришлось ждать...

Этот день пролетел как одно мгновение. Теперь, когда опустилась ночь и приходилось расставаться, Максим вдруг понял, что и чудо кончается, и самая прекрасная сказка не продолжается бесконечно.

Она коснулась ладонью его щеки:

- Надо прощаться! Максим!

- Уже?

- Да. Где ты остановился?

- В Петергофе, в университетском общежитии. Это на электричке с Балтийского вокзала...

Она рассмеялась:

- Знаю, прекрасно знаю. Давно было пора отправить тебя домой. Когда ты доберешься теперь до этого общежития...

- Ерунда! Подумаешь, Петергоф!

- Никаких Петергофов. - Она решительно взяла его под руку. - Сегодня ты мой гость, пойдем ко мне. Это здесь, рядом.

- Идти к тебе?! Но как же...

Она нахмурилась, легко вздохнула:

- Я живу одна, Максим. Вернее, с дочкой. Но сейчас она с папой на даче. Замужество мое было неудачным. И мужа моего больше нет. Для меня нет. И как человека тоже. И хватит об этом! На той квартире, где я живу сейчас, он не был ни разу. Это папина квартира. Вот и все... Идем! О себе не говори ничего, я знаю. В прошлом году проездом в Монреаль у меня были Антон и Света.

- Как?! И он ничего не написал мне!

- Не сердись на него, Максим. Я взяла с них слово никому не говорить, не писать обо мне. Мне хотелось, чтобы ты... сам нашел меня.

- Ларуська... - Он осторожно прижался губами к ее дрогнувшим ресницам.

Площадь опустела. Туманные крылья белой ночи распростерлись над спящим городом. Густой аромат сирени плыл со стороны Марсова поля, провожая их по тихой Инженерной улице, мимо мрачного Михайловского замка и дальше, к Фонтанке, над которой еще плыли белые, чуть подрумяненные облака...

Лара провела его в кабинет отца.

- Здесь тебе будет удобно, Максим.

Он привлек ее к себе и поцеловал - в первый раз за этот день и за то время, пока знал ее. Она мягко высвободилась из его рук:

- Спокойной ночи.

- Нет, Лара, нет! Я не отпущу тебя.

- Милый Максим... Спокойной ночи! - Она, легонько оттолкнув его, захлопнула за собой дверь.

Утром они расстались у подъезда ее института, условившись встретиться сразу же после работы. Но через два часа ему позвонили из общежития и попросили срочно приехать в Петергоф. Максим узнал голос дежурного вахтера.

- Что-нибудь случилось? - спросил он, удивленный такой просьбой.

- Тут телеграмма пришла. Не совсем ладно у вас дома...

Максим схватил портфель и бросился к остановке автобуса.

Вахтер встретил его в дверях. В телеграмме было всего несколько слов: Марина ушла от него. Это было так неожиданно, хотя внутренне подготовлено, что Максим испытал потрясение. Что будет с их сыном?.. Зачем вообще надо было телеграфировать об этом, а не подождать его возвращения?

Оставаться в Ленинграде он больше не мог. Надо ехать домой...

Из аэропорта он позвонил Ларе, сослался на служебные дела. Разговор получился коротким и невеселым.

6

Часы в лаборатории пробили полдень. Сотрудники выключили приборы, погасили нагреватели, остановили моторы и шумной толпой повалили на обед. Максим подождал, когда за ними закроется дверь, поставил на плитку чайник, достал из шкафа сверток с бутербродами.

С тех пор как ушла Марина, ушла, когда его не было дома, забрав сына, не оставив даже письма или записки, ушла зло, разбросав его вещи и рукописи, забрав с собой все, вплоть до постельного белья, Максим почти совсем переселился в лабораторию. Здесь он дневал и ночевал. Здесь проводил за работой длинные осенние вечера, благо дел было много. А только они и помогали ему пережить потерю семьи и сына.